«Серёжа» — советский художественный фильм 1960 года, дебютная полнометражная работа режиссёров Георгия Данелия и Игоря Таланкина по одноимённой повести Веры Пановой.
В дом пятилетнего Серёжи пришёл новый папа — Коростылёв, человек серьёзный, добрый, умный. Серёжа стал обладателем велосипеда, предмета зависти всех мальчишек. А потом появился маленький Лёнька, Серёжин братишка. Целыми днями мама занималась с Лёнькой, и впервые Серёжа почувствовал себя одиноким, заброшенным. А тут ещё мама с Лёней и Коростылёвым собрались ехать в Холмогоры, куда Коростылёва перевели работать, а Серёжу из-за больного горла оставляют с соседкой тётей Пашей. Серёжа чувствовал себя глубоко несчастным. В день отъезда он старался не показать своего горя, но слёзы, катившиеся по щекам, выдавали его. В последний момент, когда машина уже тронулась, Коростылёв не выдержал и взял Серёжу.
Удивительно добрая история о детстве маленького Серёжи. Мир глазами ребенка. Житейские ситуации, в которых каждый узнает частичку своего детства. Отношения между детьми, катание по очереди на велосипеде, подражание взрослым, шалости — детство 60-х. Очень трогательный фильм, который смотрится на одном дыхании. С первой же хвастливой фразы «А у меня есть сердце!» понимаешь, каким немного наивным и добрым будет кино!
Эта кинолента была дипломной работой Георгия Данелия и Игоря Таланкина. Тогда наша страна могла себе позволить финансирование полнометражного фильма в постановке кинематографистов, только что окончивших режиссёрские курсы. Из воспоминаний Г. Данелия: «Пришёл ко мне Игорь Таланкин (мы с ним вместе учились на курсах) с тоненькой книжечкой:
– «Серёжу» Пановой читал?
– Нет.
– На, прочти. Если понравится, объединимся.
Я дочитал до половины и сказал:
– Классная штука. Давай срочно звонить Пановой, пока кто-нибудь не перехватил.
Позвонили в Ленинград Вере Фёдоровне Пановой, сказали, что мы молодые режиссёры, хотим снять фильм по её повести «Серёжа» и просим её написать сценарий. Панова отказалась: «Некогда, да и не умею». (До фильма «Серёжа» Панову никто не экранизировал.)
– Да там почти готовый сценарий!
– Вот и напишите сами.
Писали сценарий так: я сидел за машинкой и печатал одним пальцем, а Таланкин, задрав ноги, лежал на диване. Когда напечатали страниц двадцать, прочитали и поняли: всё слишком просто. Находок нет! Мы напряглись и к часу ночи нашли яркое режиссёрское решение – снимать фильм глазами маленького мальчика, то есть в ракурсе снизу.
Через два месяца мы показали готовый сценарий Марьяне Качаловой.
– Я двумя руками за! – похвалила она, прочитав. – Но если в авторах будут стоять только ваши фамилии, этот сценарий не примут. Надо, чтобы в титрах обязательно стояло имя Пановой. Верная Марьяна отнесла сценарий новому директору «Мосфильма», и он, не вникая, кто мы такие и откуда взялись, увидев на обложке фамилию Пановой, запустил фильм в производство. В Третьем объединении, которым руководили Александров и Рошаль.
Оператором мы взяли Толю Ниточкина (дебют). Художником – Веру Низскую (тоже дебют). А директором картины согласился стать мой старый знакомый Циргиладзе, который тут же, не спрашивая нас, прикрепил к фильму опытного второго режиссёра, ассистента и своего Кима. Пока писали режиссёрский сценарий, были найдены и утверждены актёры на роли Коростелёва и мамы, на роль дяди-капитана, тёти Паши и Лукьяныча. Из детворы были найдены Лидка и Шурик, остались Серёжа и Васька.»
Все понимали, что успех картины зависит от актёра, который будет исполнять главную роль. Начались поиски мальчика пяти-шести лет — трогательного, умного, обаятельного, эмоционального и «чтобы соответствовал». Последний пункт никто, кроме режиссёров, объяснить не мог, а они глубокомысленно молчали, что было понятно, так как тут всё зависело от их интуиции — чувства почти мистического. Сотни ребят, претендующих на роль Серёжи, хлынули на «Мосфильм». «Серёжу мы представляли себе светленьким и голубоглазым. И к нам толпами приводили светленьких и голубоглазых мальчиков пяти-шести лет. Они читали стихотворение. Одно и то же – про Ленина. Оно мне уже ночами снилось.»- вспоминал Г. Данелия.
Однажды привели чёрненького мальчика, пятилетнего Борю Бархатова. Стихи он неожиданно прочитал не про Ленина, а «Вот парадный подъезд» Некрасова, – «р» он не выговаривал, и в его исполнении «парадный» звучало как «паадный». Мальчика заметили, но режиссёры продолжали искать. Кинорежиссёр и кинодраматург Вера Павловна Строева, взглянув на несколько фотографий, вдруг взяла в руки фотографию Бори Бархатова и произнесла тихим голосом: «Какой прелестный мальчик! Не понимаю, чего вы ищете…» Вера Павловна удалилась, а режиссёры продолжали уныло разглядывать фотографию. Молчание нарушил Данелия: «Давайте выкрасим ему волосы в белый цвет». Его решение изменило всё. Вместо серьёзного и даже угрюмого ребёнка Боря Бархатов превратился в «одуванчика».
«Угрюмость пропала, и на нас смотрел думающий, иногда не по возрасту серьёзно, ребёнок. Его недостатки превратились в достоинства. Его неправильное произношение внезапно превратилось в «изюминку», придававшую новое значение происходящему. Город Холмогоры Боря произносил как «Хоймагоы», и это превращало конкретный город в город-мечту, романтический, не существующий на карте»- вспоминал Данелия. Чтобы сохранить выговор Бори, режиссёры настояли на том, чтобы синхронно снимать все натурные съемки. Впервые на «Мосфильме» на натуре записывали чистовую фонограмму, хотя это усложняло всё неимоверно.
Из воспоминаний Г. Данелия: «Остался Васька. Кого бы ни приводили пробоваться на эту роль – я категорически отвергал, хотя ребята вроде бы были подходящие. История Васьки мне чем-то напоминала историю моего школьного друга, Володи Васильева по прозвищу Мюнхаузен. И поэтому, наверное, я подсознательно хотел, чтобы Васька внешне был похож на него. Таланкин уже начал злиться и мы утвердили на эту роль мальчика, который нравился ему.
Худсовет утвердил всех, кроме Коростелёва:
– Хорошо бы Коростелёва сыграл такой актёр, как Сергей Бондарчук. Если уговорите Бондарчука, мы вас запустим. Сценарий мы ему уже послали.
Мы вышли с худсовета растерянные и подавленные.
– Бондарчук – народный артист СССР, лауреат Ленинской премии. Тарас Шевченко, Отелло… Зачем он нам?! – сокрушался я.
– Зря паникуем, – подумав, сказал Таланкин. – Не станет он сниматься в нашей маленькой, простенькой картине.
И с этой надеждой мы поехали к Бондарчуку выполнять решение худсовета – уговаривать.
Бондарчук и его жена Ирина Скобцева встретили нас приветливо, усадили за стол, напоили чаем и угостили заграничным печеньем. Таланкин начал витиевато извиняться, что наш сценарий без нашего ведома послали такому выдающемуся актеру, что мы мечтаем, чтобы Сергей Фёдорович снимался у нас, но, конечно, прекрасно понимаем, что его не может заинтересовать такая примитивная роль. И что…
– Почему? – перебил его Бондарчук. – Сценарий мы прочитали, роли понравились. Мы с Ирочкой согласны.
Я поперхнулся чаем. Приехали! Директор совхоза «Ясный берег» – Отелло, а деревенская мама Серёжи – Дездемона!!! (Бондарчук и Скобцева снимались в фильме «Отелло», на нём и поженились.) Но куда деваться… И мы с Таланкиным соврали, что очень рады.
В подготовительный период фильма «Серёжа» мы разделились: Таланкин остался в Москве работать с актёрами, декорациями, утверждать эскизы, заниматься костюмами, сметой… А мы с Ниточкиным поехали выбирать натуру. Нужна была деревенская улочка, которая выходила бы на высокий берег реки, а за рекой – совхоз «Ясный берег». И чтобы улочка кончалась не избой, а добротным деревянным домом. А на улочке – травка, чтобы паслась коза. Начать съемки мы могли только в сентябре: раньше не успевали. Под Москвой в сентябре будет уже холодно, а у нас дети бегают босые – надо ехать на юг. В Краснодаре самое большое количество солнечных дней.
Пока в Краснодаре строили декорацию, мы решили снять под Москвой эпизод «колокольня». Посмотрели по карте – очень понравилось название «Спас-Клепики». Через несколько дней приехали снимать. С трудом, по узкой винтовой лестнице, затащили камеру, штативы и осветительную аппаратуру на самый верх. Кабеля не хватило. Пришлось тащить еще и два больших аккумулятора от танка. Снимать было тесно и неудобно. Точки отхода не было. Но мы всё-таки разбили блюдечко о штатив (киношная традиция) и сняли сцену. И на сорокаметровой высоте отметили первый съёмочный день шампанским. Это было 3 августа 1959 года. В этот день родился мой сын Колька. (Сын Г. Данелия и Л. Соколовой- Николай Соколов-Данелия снимался в фильме в роли брата Серёжи Лёньки, в титрах не указан.)
В Краснодаре Циргиладзе повёз нас смотреть декорацию. Она стояла на обрыве километрах в двадцати от города. Из Москвы пришёл материал, снятый под Москвой, – сцена на колокольне. Смотрели в ближайшем кинотеатре втроем: я, Таланкин и Ниточкин. Вышли подавленные. Материал ужасный – всё фальшиво, куце, и нет никакой высоты и фактуры. А главное – что уже не переснимешь: когда вернёмся, будет уже зима, а под Краснодаром колоколен с колоколами нет. На следующий день с утра опять было пасмурно. Выехали на съемку. Подъезжаем – водитель сворачивает не налево, а направо.
– Ты куда?
– Скорпионыч велел. (За глаза Циргиладзе все звали Скорпионычем.)
Над обрывом стояла декорация – звонница с колоколом, и тут же расхаживал, потирая руки, довольный Циргиладзе:
– Вот колокол, а вот высота.»
Вспоминает Сергей Бондарчук: «Помню, я опоздал на съёмки в Краснодар. Как только я появился на площадке, ко мне подошёл Данелия и сказал строго: «Как вы, народный артист, могли опоздать на съёмку к молодым режиссёрам!». Боря Бархатов неподражаем в этом фильме. Он как будто сам переживает все эти ситуации. Особенно запомнились его глаза, полные отчаяния, житейской мудрости и одновременно детской беспомощности в сцене с дядей Петей. Это ж надо так сыграть в 5 лет! «Дядя Петя, ты дурак?» — спрашивает Серёжа, но при этом в глазах Бори столько горечи, обиды, недоумения… »
Режиссёры установили на съёмочной площадке правило: никто в группе не должен играть с Борей, баловать его, восторгаться или упрекать за что-либо. К нему даже обращались как к взрослому- Борис Павлович. С мальчиком на съёмочной площадке общались только режиссёры. Репетиций с Борей до самого момента съёмок не проводилось, чтобы эмоционально мальчик не «перегорел». Например, когда Серёже на пляже нужно было поразиться татуировке на спине Меркурьева (в фильме — капитана дальнего плавания), сам Боря до самой съёмки не знал, что он увидит. Конечно, Данелия постарался разрисовать спину Меркурьеву так, что на съёмке Боре не пришлось играть удивление. Он действительно испытал «шок» от увиденного.
Есть сцена в фильме, когда Коростылёв-Бондарчук идёт с Серёжей по лесу и объясняет ему причины. по которым его не могут взять в Холмогоры. Серёжа молчит и только изредка посматривает на Коростылёва. «Я не могу с ним играть, — признавался Бондарчук. — Он так на меня смотрит, что я забываю текст». По сценарию, все уезжают в Холмогоры, а Серёжа пока остаётся с тетей Пашей. Но в последний момент, когда грузовик уже отъезжает, Коростелёв всё-таки решает взять Серёжу с собой. Серёжа забегает в свою комнату и быстро-быстро собирает вещи.
Из воспоминаний Г. Данелия: «Нам надо было, чтобы в этой сцене Серёжа метался по комнате, решая, что брать, а что оставлять. Мы дали Боре игрушки и сказали:
– Спрячь их в разные места в декорации комнаты.
Борис разложил игрушки.
– Всё? Мы включим камеру и будем считать до десяти. Что ты успеешь за это время взять, то твоё. Мотор!
Счет пошёл. Боре надо было вспомнить, где лежит самое лучшее, и он заметался по комнате. На экране эта сцена получилась так убедительно, что Боре позавидовал бы Лоуренс Оливье.
Когда мы закончили «Серёжу», сдавали фильм уже другому Новому директору. Принимал он картину в своём зале наверху. Один. Пока фильм шёл, директор зажигал лампу за столиком у своего кресла и что-то записывал. Когда фильм кончился и в зале зажёгся свет, он тяжело вздохнул:
– Да… Наснимали… Ну неужели у нас такая нищая страна, что все дети босиком ходят?
Мамина подруга Катя Левина, которая работала в «Искусстве кино», сообщила, что директор прислал в журнал отчёт, где написал, что «Мосфильм» снял столько-то выдающихся картин, столько хороших и одну серую и безликую – «Серёжа». На худсовете объединения фильм тоже приняли кисло. И мы с Игорем поняли, что действительно сняли никудышный фильм и что в кино нам больше ничего не светит.
Следующий просмотр «Серёжи» был в ленинградском Доме кино: они нас пригласили, поскольку Панова была ленинградской писательницей. В Ленинграде мы впервые посмотрели картину со зрителями, и фильм нам очень понравился. В зале смеялись, аплодировали, в финале многие плакали. И мы смеялись и плакали. И Панова тоже прослезилась, обняла нас и поблагодарила. Больше всех Вере Фёдоровне понравилась мама Серёжи, Ирина Скобцева.
Панова послала телеграмму на «Мосфильм» и поздравила коллектив с удачей. А мамина подруга Катя Левина сообщила, что Новый директор позвонил в «Искусство кино» и велел перенести фильм из самого плохого в посредственные. И включил его (спасибо Пановой!) в программу показа новых картин для строителей Братской ГЭС. А нас включил в состав делегации. В Братске наш фильм, как и все остальные, принимали хорошо. Александр Зархи вдруг сказал, что наш фильм посылают на фестиваль в Карловы Вары.
Сам факт, что фильм повезли в Карловы Вары, многим казался удивительным. А между тем показ картины на фестивале вылился в настоящее событие. Маленькая скромная лента получила «Хрустальный глобус» – главный приз фестиваля. Новый директор тут же позвонил в «Искусство кино», чтобы «Серёжу» переставили из средних в выдающиеся. Но поздно – номер ушёл в печать. Получив «Хрустальный глобус», мы попали в разряд «наши молодые, подающие надежды режиссёры». Так нас называли в прессе лет пятнадцать. А потом, без переходного периода, сразу перевели в «наши старейшие мастера».
Бархатов Борис Павлович родился 8 сентября 1953 года. Кроме фильма «Серёжа» снимался в картинах: «Братья Комаровы» 1961- Вася Комаров (главная роль), «Грешный ангел» 1962- Шурик Кондаков. После фильма «Серёжа» его узнавали на улицах, показывали пальцем, мальчишки даже дразнились. Отец (инженер-строитель) также был не в восторге от кинокарьеры сына. В результате в актёры Борис не пошёл. Окончил английскую спецшколу, технический вуз, работал мастером на заводе, стал секретарем комитета комсомола. После чего перешёл на работу в госаппарат. Про свою звёздную роль вспоминать не любит.
Фильм «Серёжа» кончается репликой: «Мы едем в Холмогоры! Какое счастье!»
