.
Побывала в Мишиной школе на Дне Матери. День матери у нас в стране находится в самом мрачном времени года, когда вокруг полярная ночь, цветы стоят дорого, а дети приходят с прогулки такие грязные, что стирать надо каждый день, а сохнет все неделю. То ли дело в Европе, где на Мазерс Дэй расходятся последние тюльпанчики, и на излете срока годности ликвидируются все нераспроданные со дня святого Валентина конфетные коробки в форме сердца.
Ах, эти утренники в садах и школах! О, казенная сентиментальность из стекла, бетона и оренбургского платка на плечах старой девушки-методиста! В марте, когда еще слякоть — а теперь и в ноябре, когда уже жизнь кончилась, в актовых залах всей нашей необъятной родины возносятся целомудренные стоны нежности. Это дети славят образы Мамы и Бабушки словами специалистов по дидактике.
Мне всегда интересно, где шкрабы берут эти бессмертные строки? Например, про то, как мальчик отнес подснежник маме: «И с цветком меня так нежно мама обняла, что растаял мой подснежник от ее тепла». По стилистике судя — изучают подшивки провинциальных газет, где на последней полосе печатают произведения местных библиотекарей. Вася, помнится, поразил нас в четырехлетнем возрасте выражением «седая блять», принесенным из садика. В день восьмого марта все разъяснилось: детки через одного читали душераздирающий стишок про бабушку: «у нее морщинок много и на лбу седая прядь, так и хочется потрогать, а потом поцеловать». Оставим в стороне смутно-непристойный смысл этого желания. И даже то, что маленькие картавые дети предсказуемо превратили прядь в нехорошее слово. Где это вы видели бабушку трехлетнего ребенка в морщинах и с седыми прядями? Те бабушки на празднике, что умиленно рыдали, утирая французскую тушь, были крашены в клубничный блондин и прочие оттенки из тюбика. Образ бабушки из детсадовского стиха — немощная старуха, выполняющая посильную домашнюю работу, типа связать внуку варежки. И все равно, все рыдали от умиления.
Так вот, Мишечка подрос, а дидактические предрассудки в отношении рожавших женщин остались прежними. Образ мамы-жертвы красной нитью проходит через все выступления. Мой собственный ребенок, немножко покачиваясь, как в синагоге, прочитал такие вот унизительные строки:
Я люблю доброту твоих глаз
И морщинки, что я добавляю
(тут две строчки бла-бла не помню)
Знаю, трудно бывает тебе,
Видно женская доля такая,
Я готов все отдать на земле,
Чтоб не плакала ты, дорогая.
Ох, сынок, хотелось закричать мне, если хочешь, чтобы я не плакала, никогда не рифмуй «земле» и «тебе»! Но я удержалась. Конечно, автором подразумевалась ситуация дисфункциональной семьи, где депрессивная мама вызывает у ребенка мучительное чувство безысходности, тревоги, а также ложной ответственности за ее женскую долю.
Другая девочка рассказала о следующей стадии, когда ребенка уже пора вести к специалисту: «Мама, мама, очень я тебя люблю, /Так, что даже ночью в темноте не сплю» и прочая картина тревожного расстройства.
Наконец вышел хор маленьких зомбаков для исполнения финальной песни. Выражение стыда во всех проявлениях отпечаталось на лицах. Кто-то пел, кто-то молчал, Николай ногой качал. Некоторые продвинутые дети удерживали на вытянутых старательных шеях мину ложной искренности.
Текст у песни был такой:
Рано утром просыпаюсь я от глаз твоих (о, этот немигающий взгляд)
Мне они заменят солнце (не мама, а кот-Баюн с фарами вместо глаз!)
Мир, поверь мне, существует, лишь для нас двоих (экий покровительственный тон!)
Солнышко в тебе смеется (я уже запуталась, где солнышко)
Мама! Без ума тебя люблю я
Мама, и тебя боготворю я
Мама! Я без взгляда глаз твоих как птица без крыла! (страшно подумать, что эта мама вытворяет глазами)
Мама! Знаешь, нет тебя роднее (да? хм)
Мама! Обними меня скорее!
Мама! Дай погреться, мама, возле рук твоих как будто у огня (горячая все-таки женщина)
В общем, кончилось все благополучно — на сцене были развешаны портреты мам, сделанные детьми, я сразу узнала себя, хоть и с карими глазами, а внизу было написано бессмертное Мишечкино сочинение. Публикую с разрешения автора.
Не знаю, плакать или радоваться :
«Моя мама очень добрая. Я ее очень люблю. Я, конечно, ее огорчаю, но она не плачет, она просто ругается. Но моя мама психолог и сказала, что взрослые кричат не потому, что ругаются, а пугаются. Я люблю маму за доброту.»
И мы пошли домой, и Мишка все равно был немножко торжественный, а потом рассказал, как они с Гошей кривляли эту песню про маму-прожектор во время репетиции — на все лады. Потому что у нас умные, хорошие дети, и их никаким унылым гуаном не проведешь.
Ольга Прохорова, процессуальный терапевт, литератор, мама и бабушка
Фотография Aëla Labbé