Оказывается, детей надо учить всему. Ну в смысле – совсем всему. Даже тем простым вещам, которые нам кажутся элементарными, само собой разумеющимися. Это сравнимо с тем, как порой бывает сложно увидеть мир глазами ребёнка, пока не опустишься на колени – на его уровень.
Ну вот, например, мы с Матвеем готовим бабушке подарок на день рождения. Я написала стих, весёлый, шутливый, от имени сына про их совместную с бабушкой жизнь. Матвей его старательно учит. С выражением, с интонацией, с ар-ти-ку-ля-ци-ей. У него ещё есть время, целая неделя в запасе.
— Только ты помни, что это тайна, сынок!
— Угу, — мычит Матвей и несётся к своим машинкам.
На следующий день звонит мне бабушка и со смехом рассказывает, что ребёнок ей, как на духу, выдал весь наш стих.
— Я точно его ещё не выучил, — говорит, — я тебе своими словами перескажу!
И пересказывает. Очень близко к тексту.
Я рву на голове волосы! Ну как же так??? Новый стих мы уже написать и выучить точно не успеем!
— Это ведь тайна была, Матвей!!!!!
— Мама, а что такое – эта тайна?
Я аж оторопела. Оказывается, он просто не знает этого слова. А спросить забыл, к машинкам торопился.
— Ну это … то, что нельзя никому рассказывать.
— Аааа, секрет. Ну ты в следующий раз так и говори – секрет. А то тайна, тайна…
Ну вобщем понятно, кто крайний?
В целом, с секретами и с тайнами у Матвея дела обстоят не очень – даже если он и хотел бы не рассказывать, терпения не хватает держать всё в себе, срочно надо поделиться.
При чём делится он с такими интонациями, что ты точно понимаешь, кто это сказал и что именно имел ввиду. Поэтому я фильтрую всё, что говорю при сыне. А то ведь ни за грош продаст мать родную. Заложит с потрохами.
Но есть одна страшная тайна, которую сын бережно хранит. Тайна заключается в том, что он ходит на шахматы. То есть первый раз он сходил на занятие и заявил, что он «решил туда больше не ходить».
Главное слово здесь «решил». Ключевое, так сказать. Особенно Матвею понравилось, что я с ним совсем не стала спорить, а просто сказала: ну решил так решил. Он после этого своё «решил» носил как медаль на груди и всем её показывал. Протирал перед сном тряпочкой и снова совал мне под нос:
— Мам, ты помнишь, что я на шахматы РЕШИЛ не ходить?
Я помнила. А примерно через месяц встретила администратора, который отвечает за оплату доп. кружков в садике. Администратор осторожно поинтересовалась, а когда же я, собственно говоря, внесу деньги за шахматы.
— Какие шахматы? – удивляюсь я, — он же не ходит…
— Что вы, Лёля, ходит, ещё как ходит, — администратору неудобно: вроде как без разрешения родителей ребёнка на дополнительный платный кружок водят, а потом денег требуют. Но я смеюсь:
— Конечно, оплачу. По чём нынче тайная массонская ложа?
Матвей упорно ходит на шахматы уже пятый месяц. Я упорно делаю вид, что не знаю о тайном увлечении сына.
Но тут вдруг мой юный Штирлиц спалился: достал дома шахматный набор, расставил все фигуры и уселся перекинуться партией с игрушечной овечкой. Я из-за угла подсматриваю, как он мастерски конём ходит и приговаривает:
— Прыг! Скок! И в бок!
Оказывается, уже знает название всех фигур, правильно их расставляет, ходит верно, знает кто, кого и как ест. Красота, ей богу! Стою горжусь.
Тут Матвей замечает меня за дверью и спохватывается:
— Мама, помнишь, я решил на шахматы не ходить?
— Помню, сынок, — замираю я. Неужели сейчас раскроется мне? Выдаст то, что хранит в себе уже так долго? Поведает мне свой самый-самый секретный секрет? Неужели?
— Так вот… Я подумал. И опять решил, что не буду…
Занавес, господа! Мюллер опять не расколол советского разведчика!