Фотография Dara Scully
Почему в каждом ребенке бог? Потому что никто, кроме детей, не способен так искренне радоваться миру, который их окружает. Никто так непосредственно, и потому единственно по-настоящему, не воспринимает и не принимает жизнь.
Ребёнок смотрит на мир глазами бога, потому что все вокруг — для него. Нет границ и препятствий. Нет ни своего, ни чужого, есть только полный открытий мир, где все — любовь и добро. Так относиться к жизни может только бог.
В каждом ребенке бог, потому что как бы горько и обидно ему не было, он способен уже через мгновение простить причиненную ему телесную или душевную боль, когда слезы еще даже не успели высохнуть.
Способны ли мы простить женщину, которая едва родив ребенка, оставляет его в холодном, тёмном сарае с вытекающей из перерезанной ржавым ножом пуповины кровью? Или она швыряет его в бак с мусором, отрывая от себя его инстинктивно хватающие за её рукава пальчики. Или она бросает это тёплое тельце, завернутое в жалкие тряпки, у забора в снег. Готовы ли мы простить эти ужасающие равнодушие и жестокосердие? Разумеется, нет. А что же её несчастный ребёнок? Лёжа в страхе, холоде и голоде первые и последние часы свой такой короткой и такой несправедливой жизни, он, конечно же, прощает свою непутевую мать. Ведь только лишь появляясь на свет, он, повинуясь инстинкту, моментально влюбляется в неё и принимает все происходящее как само собой разумеющееся, как абсолютную и непреложную правду. Он уверен, что человек, давший ему жизнь, делает все правильно, что он не может ошибаться. Таким образом, в его понимании грядущая через считанные часы или минуты смерть – это естественный и закономерный ход вещей. Он страдает, но при этом ни на кого не в обиде. Единственное, что он может испытывать – это безграничную любовь к своему убийце. Так беззаветно любить может только бог.
Или представьте малыша пару лет от роду. Он только недавно научился бегать, не заплетая ног самому себе. Он даже толком не умеет говорить, его животик еще по-младенчески круглый, а щечки по-младенчески пухлые. И вот он бежит, его глаза полны слез и страха, кругом звучат взрывы, слышна стрельба. Он маленький мальчик посреди большой войны, которые ведут его отцы. Ведомый невидимой мощью инстинкта жить он несется на своих коротких ножках в стоптанных запыленных сандалиях туда, где нет взрывов, туда, где, как ему кажется, безопаснее всего – к людям. И ему невдомек, что эти люди – враги. Он что есть силы верит, что сейчас он прибежит к ним и они обнимут его, уведут в безопасный дом и защитят его ото всех бед, как это всегда делали его мама и папа. А эти люди, обуреваемые ненавистью к его стране, цвету кожи, религии, уже целятся в него. Смеются и целятся. А он бежит и продолжает в них верить. Так верить в людей может только бог.
Осенью 2015 года мир облетели снимки 3-летнего мальчика по имени Айлан, утонувшего в Средиземном море. Айлан, его родители и старший брат бежали от гражданской войны в Сирии. В Турции семья оказалась в числе пассажиров небольшой лодки контрабандистов, которая направлялась в Грецию. В пути катер перевернулся и затонул, Айлан, его мама и брат погибли. К утру волны выбросили тело малыша на турецкое побережье. Там его и заснял фотограф. Это тяжелые снимки. На фоне безмятежного утреннего пейзажа на безлюдном пляже — тело ребенка. Мальчик лежит на животе, его руки вытянуты вдоль тела, ноги едва согнуты в коленях, отчего попа чуть приподнята. В такой же позе любит спать мой сын. Он точно так же лежит на животе с вытянутыми руками и приподнятой попой и мирно сопит в своей постели. Оттого мне еще невыносимее смотреть на эти фотографии. На Айлана надета красная футболка, шорты, на ногах – кеды. Так мама одела его утром в день гибели. Он послушно поднимал руки, чтобы она смогла натянуть футболку, смотрел сверху вниз, стоя на вытянутых ногах, как она завязывает ему шнурки. Родители подгоняли детей: «Давайте, давайте, ну что вы мешкаете», — потому что сами торопились. Ведь когда бегут от войны, наверное, всегда торопятся. Айлан стал жертвой этой войны. Он стал жертвой всех войн, которые велись когда-либо до этого. Эти отвратительные войны всегда развязывают взрослые, а расплачиваются за них дети. Так покорно страдать за чужие грехи может только бог.
Вы спросите, почему в каждом ребенке бог? Потому что ни в одном взрослом его уже нет.
Автор: Сергей Береговой, молодой папа, журналист
Фотография Dara Scully