Чуть закрою глаза и вижу: две девочки бегут в школу. И мне хочется догнать ту, которая отстает, и сказать ей, что через тридцать с лишним лет они с этой самой любимой подругой будут жить в одном городе, на расстоянии телефонного звонка, и не будут общаться. Конечно, вначале она будет звонить подруге, будут случаться встречи, но ей так мало будет этого дежурного общения, этих вежливых фраз, что она сама прекратит звонить. Слишком я любила эту подругу, чтобы довольствоваться редкими чайными посиделками, коротко на мимолетное: «Как дела?» отвечать: «Хорошо».
Из механизма нашей дружбы выпал маленький винтик понимания, необходимости встреч, и часы перестали отсчитывать время этих отношений. А тогда, в детстве, казалось, что это общение будет длиной в жизнь, было такое понимание, такое родство душ. Неудивительно, что даже наши дни рождения так близко расположены в календаре. В этом году я впервые не дождалась от нее поздравления, и через несколько дней позвонила сама, потому что еще не научилась ее не поздравлять. И она была приветлива, словно не было этого годового молчания, а у меня потом целый день стоял в горле ком.
У меня, конечно, есть друзья более поздних периодов жизни, мы хорошо общаемся, но никто не заменит ее. Тридцать с лишним лет назад на мои рассказы об очередной влюбленности она умела вовремя спросить: «А зачем он тебе нужен?». Словно посмотрев вперед, видела фотографии этих мальчиков и знала, что они мне не пара. Я любила ее деликатность, умение держать паузу.
Я ее любила.
Многое бы можно было рассказать той девочке, которая так старательно догоняет свою подругу, но тогда они точно опоздают в школу. Знаю, как она этого не любит. И я дарю ей тридцать с лишним лет дружбы, это непередаваемое счастье родства душ. Пусть будет с кем разделить булочку после школы, кому рассказать девичьи секреты. Надо вырасти, пережить жизненные потери и потрясения, чтобы понять, что она могла ходить в школу совершенно одна. Справилась бы самостоятельно.
И мысленно отпустив подруг в школу, я думаю, как с возрастом сужаются границы доверия. Выходишь в детстве во двор в белых гольфах и с бантами, и все хотят с тобой дружить. И, самое главное, ты тоже. И нет никакого страха, что обманут и предадут, что ты даже домой идешь только вечером, потому что очень занята дружбой. И назавтра не кончается это счастье.
И в поддержку этих моих мыслей вспоминается смешная девочка из нашего подъезда. Когда очень хотелось гулять, а надо было ждать родителей, она писала записку: «Ключ под тряпкой», и шла по своим делам, счастливая и свободная.
И сегодня мне, как той девочке, хочется оставить в дверях своей души такую же записку. Или, может быть, просто их не запирать?
Чуть закрою глаза, и вижу…