Когда читаешь рассказы ЕЛЕНы КАСЬЯН, в памяти оживает все самое дорогое, теплое и заветное. То, что было тщательно спрятано ото всех, даже от себя самого: коробка с коллекцией открыток, ракушки с морского берега или засушенный цветок — воспоминание о первой детской любви… Предлагаем вам открыть шкатулку с драгоценностями и улыбнуться. Или ощутить бабочек в животе.
АВТОР: ЕЛЕНА КАСЬЯН
ПОМОЧЬ ЕЛЕНЕ ПОБЕДИТЬ БОЛЕЗНЬ
ФОТОГРАФИЯ: JONĖ REED
Мне нравился Ростик. Но Лилька сказала: «Даже не думай!» И я не стала. Ну и пусть, подумаешь, господи боже мой!
Лилька говорит:
— У Ростика есть друг. Вот его и бери. Тогда будет очень даже удобно — две пары получится.
А зачем оно мне надо, этот друг? И пары никакой мне не надо. Меня и так на рисовании посадили с одним Женькой из четвёртого «А». И в столовку водят парами. А у Женьки пуговица на пузе расстёгивается всё время, и ладошки потеют. А он тоже в друзья набивается.
Но Лилька обиделась. Говорит:
— Что тебе жалко, что ли? Я уже всё равно договорилась. Ты завтра в гости пойдёшь.
И я подумала, что ничего со мной не случится, если я один раз схожу. Вон, с Женькой два раза в неделю хожу в столовку, и ничего.
У него дома такое колючее покрывало было на диване — ужас какой-то! Из овечьей шерсти. А я, как дура, в платьице. И дёрнул же чёрт… И всё думала — только бы блох каких-то не подцепить из овчины этой. Потом всю ночь чесалась — впечатлительная очень. А звали его, между прочим, Любчик. Ужас-ужас.
Это я уже позже узнала, что Любомир. А тогда мне казалось, что это даже не столько смешное имя, сколько стыдное. И я не могла произнести его вслух. Любчик был молчун. За всё время он сказал мне только две фразы. Первая была: «Привет, заходи. Садись на диван». И я подумала, что это хорошо, когда мужчина мало говорит. Он тогда внимательно слушает и красиво смотрит. Мы сидели на этом колючем диване и красиво смотрели телевизор. И Любчик иногда, как будто нечаянно, касался своим локтем моего и краснел сразу.
А потом пришла его мама. И привела сопливую девочку из яслей. И сразу стала кричать:
— Ах, ты, сучий потрох! – да, вот так прямо и кричала. – Сучий ты потрох! Ты опять в «детскую кухню» не сходил? И что это за наказание такое!..
И Любчик мне сказал тихонько:
— Ты иди домой, а?
Это вторая фраза была. И я пошла домой. И целый месяц Любчика не видела. Хотя Лилька мне сто раз вычитывала, что я предательница, что испортила ей всю идею. А летом я получила письмо из Тюменской области. От Любчика, да. Там его отец осел после развода, ну и сына на каникулы забрал.
Я письмо открываю, а оттуда песок сыпется. Натурально, сыпется. Я его весь и вытряхнула на землю, прямо у почтового ящика. И написано на страничке из блокнота: «Здравствуй, Лена. Это пишет Любчик. У нас тут вот такой песок».
А через пару дней — ещё письмо. Открываю, а оттуда засушенные какие-то насекомые вываливаются. Я даже сразу испугалась, не люблю такого. И тоже вытряхнула на землю, и потоптала даже, на всякий случай. И там написано: «Здравствуй, Лена. Это пишет Любчик. У нас тут вот такая мошкара».
Третье письмо я уже осторожно открывала. Но там ничего страшного не было, только плоские кусочки серого засохшего мха. И написано: «Здравствуй, Лена. Это пишет Любчик. У нас тут вот такой мох».
Потом ещё приходили какие-то листики и веточки, вложенные в конверты, большие комары и мелкие жучки, хвойные иголки, невзрачные стебельки… Так что про Тюмень я почти всё знаю. Я даже один цветочек, симпатичный такой, заложила между страницами толстой книги. Книга называлась «Тинко и его каникулы», и была на украинском языке. Письма приходили всё лето.
И я даже завела шкатулку, куда вытряхивала всю эту ерунду из конвертов — на память. Шкатулка была из тонких фанерок. Мы с соседкой Инкой её обмазали пластилином и обтыкали ракушками с моря. Красиво получилось. Инка сперва хотела её себе, но мы решили, что мне нужнее. А за это я давала Инке почитать письма. Письма были короткие, но Инке, в её пять лет, вполне хватало. А спустя пару лет шкатулка всё равно сгорела вместе с сараем. Не помню, чтобы я сильно сокрушалась.
Я как-то встретила Лильку недавно, весной, возле университета. Она говорит:
— Помнишь Ростика? А я вот, честное слово, не помню.
— Какого Ростика? – спрашиваю. — Ну, у которого друг был Любчик! И тут я сразу вспомнила.
— Представляешь, — говорит Лилька, — у Ростика шестеро детей! Шестеро!.. Офигеть!
— Офигеть, — говорю. — А как Любчик, не знаешь?
— Не знаю, — говорит. И я тогда сразу, как пришла домой, стала искать книжку про Тинко и его каникулы. И вот я ищу, а в животе, внутри, прямо всё вибрирует, дрожит мелко так, не знаю, как описать…
Как будто сидишь в цирке маленькая, и сейчас должны выпустить слонов или верблюдов. Или как будто мама зовёт тебя в коридор и говорит: «Познакомься, это дядя Лёва. Он теперь будет у нас жить». Или ещё как будто ты идёшь по школьному коридору, а на подоконнике старшеклассники сидят. И один такой красивый, такой… И ты краснеешь по самую макушку. А он вдруг спрашивает: «Эй, у тебя часы есть? Который час?» И ты в этот момент самая счастливая! Потому что часы у тебя есть! И ты отвечаешь, запинаясь: «Без десяти час!», — а он тебе улыбается.
Вот так это было. Но книжку я не нашла. Всю квартиру перевернула, а не нашла. Хотя была уверена, что она где-то здесь. Ну точно где-то здесь…