Учительница по танцам Катя пристраивала хомячат в связи с тем, что ее хомячиха охомячилась. Я очень хотела хомячонка, умолила маму, сдала денег, и в субботу Катя обещала принести мне питомца прямо домой. Но так как трещали сибирские морозы, а шуба у Кати была из ненатурального меха, принесла она уже остывшую тушку.
Я громко рыдала, пока мама выпроваживала растерянную Катю.
Через пару лет, пока я гостила у бабушки с дедушкой в Москве, в переходе на Пушкинской я увидела черепашат. Выбрала самого черепашистого черепашонка и убедила родных очерепашиться.
Черпах Кузя перенёс кучу перелётов и переездов, ел собранные мной листья одуванчиков, бегал за мамой по квартире, если проголодается, и вообще вёл себя как московская сторожевая. Только черепаха.
Он жил под батареей зимой, а летом ползал со мной по пляжу, пока я загорала на югах. Дневной сон у него был в лодке, которую мы брали напрокат на время отдыха. Однажды выйдя после обеда к лодке, я увидела стайку ребят около неё. Они держали Кузю в руках и собирались отпустить его в реку. Они не знали, что он сухопутный, и решили, что он по какой-то нелепой случайности залез в лодку из воды. Ага, зацепился за весло и перепрыгнул борт! Или прогрыз дырку в корпусе? Они не вдавались в подробности и спасали его всей толпой.
Я дралась за Кузю до победного, поймала уже у кромки воды, благодаря судьбу, что не придётся делать ему искусственное дыхание. Я была неважным ветеринаром, зато неплохо ловила летающих черепах.
Кузя несколько раз болел насморком, и папа закапывал его ноздри размером с игольчатое ушко специальными черепашинами каплями. Кузя смешно чихал и выдувал сопли пузырями. Натуральными — похожими на мыльные.
Умер Кузя через несколько лет во сне всё под той же батареей. Мы поняли это только через несколько дней, по запаху.
Я рыдала в обнимку с мамой, пока папа делал нашему любимцу нехитрую могилку за домом.
Ещё был Вжик. Отец подобрал его крошечным котёнком на улице и принёс домой, пока нас с мамой не было. Отца Вжик уважал всей своей кошачьей душой за спасение. Маму он уважать не хотел, но не сильно то и поспоришь с тем, кто тебя кормит.
Зато на мне он отрывался по полной. Если ночью я хотела в туалет, то сперва стоило спросить его высокого позволения на свои низменные нужды. В противном случае, как только я спускала с кровати ноги, Вжик яростно начинал драть их когтями. Я вообще вспоминаю свои ноги в тот период как кровавое месиво: вчерашние царапины ещё не успевали зажить, а он уже снова терроризировал меня. Наверное, воспринимал как конкурента за мамину еду и папину ласку.
Мы вообще много натерпелись от Вжика. Он был уличным котом с широкой душой хулигана. Убегал на ночь через форточку и возвращался только под утро. Иногда приползал подранный другими котами, и родители долго его лечили.
Порой мог привести с собой даму и жарко сношаться с ней прямо посреди кухни, пока кто-нибудь из взрослых не вставал на непривычные звуки и не выставлял непрошеную гостью прочь под яростно-недовольное шипение нашего ловеласа.
После особо вкусного ужина Вжик умел благодарить — он приносил ночью на кухню растерзанных крыс или голубей. Добренького утречка, хозяева!
Вжика пришлось отдать на коровник, когда мы переезжали в многоэтажку, потому что он так и не смог приспособиться к жизни в квартире. Свобода была для него дороже нас.
Я рыдала прямо в расцарапанные коленки.
А на день рождения в 7 лет мне подарили Деську. Ушастый комок счастья и ласки, который вообще-то был спаниелем. Я играла с ним, когда мне было весело. Плакала в него, когда было плохо.
Однажды тащила его на руках несколько километров домой, когда он поранил лапу. И долго поливала рану перекисью и слезами, потому что родителей дома не оказалось. Вернувшись домой, они чуть не поседели, ведь весь дом напоминал о недавнем присутствии маньяка. Кровавые следы на полу, длинные дорожки мокрых бинтов, обалдевший от моей заботы Деська под столом и зарёванная я там же. Да, я точно была плохим ветеринаром.
Деська будил меня по утрам своим тёплым шершавым языком, а я пряталась под одеяло и визжала. Он тоже визжал по-своему, по-собачьи. Мы были очень счастливы расти вместе целых 12 лет.
Скорую с уколом для усыпления я вызывала ему сама — я была уже совсем взрослой. Я держала его за лапу, пока папа держал в объятиях рыдающую маму. Мы пили коньяк все вместе всю ночь и не знали, как жить в опустевшей квартире…
От горя я не могла даже плакать.
Мои четвероногие друзья учили меня любить. Дружить, ухаживать, заботиться и переживать. Радоваться каждому дню и просыпаться с улыбкой.
А ещё терять. Прощаться, тихо грустить или громко рыдать навзрыд.
Они все учили меня чувствовать.
Вот сижу сейчас и думаю, а не пора ли Матвею завести хотя бы хомяка? Пока не ударили морозы…