Сейчас снова будет история про мою отроческую влюбленность.
И не про ту девочку с пустыря.
И не про ту девочку с ногами из пионерского лагеря.
Про еще одну.
Что поделать, если в детстве я был таким ветреным, сущим сквозняком.
Мой дружок, когда ему было лет восемь, как-то раз после школы беседовал со своим дедушкой, острым на язык. Дедушка спросил его о девочках в классе. И дружок поведал, как на первом уроке он тайком разглядывал Катю, на втором — Свету, а на третьем – снова Катю и еще немного Машу. «Ну, ты и бабник», — резюмировал дедушка.
Вот и я тоже в детстве был – бабник.
Но каждый раз я честно сгорал дотла. Спичка была коротка.
И к половозрелому возрасту уже все свое отлюбил, как в песнях Вертинского.
И после были только книжки и латиноамериканские сериалы. А потом сразу жена.
Так вот, про очередную влюблённость.
Она настигла меня, как полагается, в пионерском лагере. Мне было лет одиннадцать — двенадцать. В то время по видеосалонам гремел фильм с Майклом Дугласом «Роман с камнем». У меня было отдаленно похоже. Очень отдаленно.
Аномальное это место — пионерский лагерь, скажу я вам. Там нас учили любить партию, но любили мы преимущественно друг друга. Игривый прищур Ильича так на пионеров действовал, что ли.
Ее звали Лиза, почему-то. Обычно мне попадались девочки с простыми крестьянскими именами, а тут Лиза. Хотя и я, в общем-то, не Вася. Олег – тоже вполне себе аристократично.
Я демонстрировал свою любовь, как мог: по ночам я мазал Лизу зубной пастой более толстым слоем, чем остальных девочек. К концу смены у нее на щеке появилось устойчивое дерматологическое раздражение.
Амур, приставленный ко мне античными богами, был резвый, но жирный. Стандартные крылья его не выдерживали, и он частенько срывался в пике. В сущности, все мои истории любви напоминали одно и то же: пикирование жирного амура головой вниз.
Лиза меня бросила. Бросила эпично, с грохотом.
В одночасье.
Вот так же падает стенной шкаф, внутренностями наружу.
Первая любовь не умеет прощать.
К нам в пионерский лагерь просачивались деревенские. Эти ребята были постарше, лет 15-16. Особенно нас полюбил местный хулиган на мотоцикле «Иж Юпитер-5». Он приезжал к нам в гости со своим самоваром, красивой стройной брюнеткой, и учил жизни.
Мы собирались на спортивной площадке возле футбольного поля и слушали его, разинув рты. А он периодически совал в них сигареты. Со стороны этот ритуал напоминал кормление птенцов.
Иж Юпитер-5 был тем, кого принято называть «баловнем судьбы». Есть болваны судьбы, а он был именно баловнем, это редкая порода, в отличие от первых. Судьба одарила его не только мотоциклом, но и красотой. Настоящей мужской красотой, той самой, которую признают даже сами мужчины. И горой мускулов. Иж Юпитер-5 был настолько хорош, что воспитательницы не могли найти в себе достаточно сил, чтобы прогнать его с территории пионерлагеря.
Однажды, в день моего эпичного расставания с Лизой, Иж Юпитер-5 превзошел сам себя.
Он снял майку, ботинки и повис на турнике. Там и в майке было на что посмотреть. А без — так вообще атомный взрыв, хоть ложись головой по направлению к вспышке.
Но красавец не унимался. Его кунаки вдвоём приволокли здоровенный камень, и Иж Юпитер-5 зажал его между щиколотками. В таком положении он начал подтягиваться на турнике. С утяжелением, что называется. Турник скрипел, девушки, включая воспитательниц, лежали штабелями в обмороке.
Иж Юпитер-5 подтянулся раз десять. Камень у него забрали, и он спрыгнул на землю, к нам, простолюдинам. Его самовар, красивая стройная брюнетка, подошла к нему и обвила рукой его могучий, слегка вспотевший торс. Как в рекламе. Не знаю, чего именно, допустим, мотоцикла Иж Юпитер-5.
«Ну что, пионэры (он всегда почему-то так произносил — через «э»), кто повторит?»
И в этот момент я почувствовал на себе, где-то в области печени, проникающий взгляд. С таким же успехом можно было направить на меня мощный прожектор. Лиза прожгла во мне взглядом Марианский желоб. В этом взгляде читался сценарий следующей серии: если я повторю, она точно так же подойдет ко мне и обнимет за торс или что там у меня будет на месте торса.
А надо сказать, что по местным меркам я был спортсменом. Подтягивался я тогда раз 20, как сейчас помню (неужели это было то же самое тело, что сейчас расползается студнем по дивану).
И я сделал шаг вперед. Навстречу взрослой жизни.
Я тоже снял майку. В обморок никто не попадал, конечно, но что-то там бугрилось. То есть не прямо позор-позор (неужели это было то же самое тело… ну, дальше вы знаете).
Иж Юпитер-5 посоветовал мне снять кеды, мол, так удобнее будет держать утяжеление.
Я повис на турнике. Мои малолетние кунаки сначала вдвоём, потом втроём, и, наконец, вшестером приволокли ко мне тот же самый камень. Кое-как пристроили его между моих лодыжек. Я изловчился эту глыбу подхватить и зафиксировать.
И я подтянулся. Один раз.
Был в те годы другой популярный фильм – «Коммандо». Так вот не про меня ни разу.
Когда мой подбородок оказался над перекладиной, случилось страшное.
У моих тренировочных штанов, эпичных советских «треников», была очень слабая резинка. Едва я подтянулся, камень начал скользить вниз, увлекая за собой мои штаны. Несколько секунд я висел с подбородком над перекладиной в неравной борьбе с силой тяжести. Но камень победил. Он окончательно сполз вниз. Вместе с моим трениками.
Трагедия была не в том, что с меня сползли штаны. Это несколько подмывало героику момента. Но с этим еще можно было жить.
Трагедия была под штанами.
А под штанами у меня скрывались черные семейные трусы, гигантские, почти до колен, из того же советского эпоса.
Точно в таких же трусах на зарядку выходил наш местный физрук. Над ним ржал весь лагерь: физрук был худой как жердь, и в этих трусах-парашютах вместе с ним легко мог поместиться взвод десантников в полной выкладке.
Те трусы в СССР не зря назывались «семейными»: по задумке партийных модельеров в трудные годы в них должна была помещаться вся советская семья.
Интимиссими и хуго боссов тогда для мужиков еще не придумали – только бесполые трусы с функцией плащ-палатки.
В них я и висел, под страшный гогот собравшихся. Под тот же гогот я спрыгнул с турника, элегантно спланировав над землей в трусах-парашютах. Если бы я повис с голым задом, и то было бы меньше позора, точно говорю.
В итоге рука все-таки обвила мой стан даже несмотря на то, что я не вспотел. Только мужская. Это была рука ИЖ Юпитер-5. Он, единственный, не ржал. Красавец утешал меня, приговаривая, что подтянуться с таким утяжелением даже один раз для моего возраста отличный результат. Потом он полчаса катал меня на мотоцикле вокруг футбольного поля, спасая мое реноме.
Но это не помогло. Лиза с того дня обходила меня стороной.
Очевидно, аристократическое имя Лиза и пролетарские семейные трусы не могли сосуществовать в одной системе координат.