АВТОР: ОЛЕГ БАТЛУК , ПИСАТЕЛЬ, АВТОР КНИГИ «ЗАПИСКИ НЕ РИМСКОГО ПАПЫ», КНИГА НА ЛИТРЕС И НА BOOKMATE
ФОТОГРАФИЯ: VICKI WINSTON
Люди состоят из слов буквально, ровно в той же степени, как они состоят из воды.
Если сводить человеческое тело к первоэлементам, это будут клетки и молекулы.
Если сводить к первоэлементам душу, это будут слова.
Как есть психологический портрет человека, так существует и его филологический портрет. Наша речь индивидуальна, как отпечатки пальцев.
Проще всего это увидеть на примере ребенка.
Словарь маленьких детей помещается на ладошке. Но при этом к разным детям прилипают разные слова. У каждого малыша за душой есть свои «словечки». Мой Артем, например, сейчас видит мир как гигантскую стройку (по сути, в Москве это не далеко от истины), поэтому в его лексиконе сплошь строительная техника.
В этом аспекте взрослые фундаментально не отличаются от детей. Их словарный запас больше, но ДНК речи у каждого индивидуально.
В принципе, любого человека можно прочитать по десятку-другому его родных слов. Больше не требуется, потому что по-настоящему родных, приросших к человеку слов, которые душе впору и в которых она чувствует себя дома, больше и не наберется — десяток-другой.
Оговорюсь: рассуждая о филологическом портрете и о «родных» словах, я не имею в виду случайные произвольные слова, которые описывают текущие ощущения человека — запахи, эмоции, мнения, окружающую обстановку, не имею в виду имена близких людей, названия книг и фильмов. Я имею в виду те созвучия, которые душа смакует, как любимое блюдо, созвучия, которым улыбается наш внутренний Цицерон. Вкусные, аппетитные, наваристые слова.
Конечно, бывают исключения: это те, у кого внутри гуляет ветер, волтузя клочок газеты по пустой площади. Но и там обнаружится речь — примитивная, телеграммная, коротко стриженная.
Есть другая разновидность того же типажа: прекрасные ораторы с полностью заимствованным словарем. Такое случается у профессионально деформированных трудоголиков. Все эти паттерны, дедлайны, кипиайз, воронки, эддедвелью, бигдата и прочая заморская нечисть. Эти ребята снимают с себя словарь вместе с костюмом: в быту, среди людей без галстуков они либо немеют, либо продолжают говорить кальками.
В остальном, мы храним себя в пригоршне слов.
Причем это только книги пишутся намертво, а наше содержание меняется.
События и люди порой переписывают нас, иногда — заново.
Да что там по словам — человека можно прочитать даже по знакам препинания.
Я, например, человек-тире. Их много в моих текстах, даже в этом уже проскочила парочка. Человек-тире — (ну, вот опять) это тот, кто спешит опустить детали и попасть сразу от причины к следствию, от начала к концу. Нетерпеливый человек, неуважительный к мелочам.
Есть люди-запятые: они никогда ничего не доводят до конца, всегда на полпути и вполголоса, после них всегда нужно дописывать, подхватывать, продолжать.
Есть люди-многоточия, загадочные до безобразия.
Есть люди-двоеточия, всегда правые, безапелляционные.
Люди-восклицательные знаки, энтузиасты или невротики.
Люди-вопросительные знаки, неуверенные, сутулые.
Кстати, люди-тире, к типажу которых я принадлежу, еще очень любят давать псевдоортодоксальные определения и городить мрачные типологии. Неприятные личности.
Наша речь — это автопортрет. Поэтому иногда, в качестве зарядки, я люблю выписать себя на бумажке, чтобы почувствовать свою душу. Точно так же, как советуют врачи — потянуться, покрутить головой, вытянуть руки и ноги — чтобы почувствовать свое тело.
«Время, акме, жанр, чебуреки, мифология, сумерки, нативный, метафизика, полустанок, интеллигенция, ряженка, гедонизм, шепот, моросить, беллетристика, токсичный, грань, гештальт». Это мой текущий топ-чарт. Много существительных, мало глаголов. Я глаголов побаиваюсь — они требуют поступков.
Вот она, стенограмма моего молчания, какофония внутренней тишины. Ее можно подслушать в редкие дни полного штиля. Когда вокруг ни волн с их плаксивыми всплесками, ни ветра с его причитаниями. Когда беззвучно настолько, что слышно, как душа идет дождем.