Первые дни в новой стране – самые трудные, но и самые уютные. Хотя бы потому, что ты думаешь об этом: а как это – уютно?
«Уютно – это когда хорошо обставлен дом», — думаешь ты. И прежде всего обставляешь детскую комнату, в обиходе именуемую «сынячьей». Правда, уже к вечеру ее жилец обязательно так насынячит, что уютом с точки зрения взрослого человека там и пахнуть не будет. Зато это будет уют в понимании сына: криво прилепленные скотчем постеры и рисунки на стенах (прощай, хозяйская штукатурка); настольная лампа, при свете которой дитятко, по мнению мамы, мог бы прилежно учиться, перекочует на шкаф, потому что так удобнее фотографировать только что нарисованные комиксы по очередной игре, — фотографии отсылаются в тематические интернет-сообщества («урррааа! Пятьдесят лайков! А, да, мам, мне на завтра надо плакат нарисовать, тексты распечатать, а вечером репетиция с костюмами… как магазины уже закрыты? Надо купить еще одни часы, мне в комнату!»), а одеяло будет скомкано и положено на письменный стол, потому что делать уроки, оказывается, удобнее всего на кровати и лежа на животе. И зря мама так аккуратно расстилает плед: он уже через час окажется в углу, превращенный в гнездо. Нет, это уже не сын постарается, к счастью. Это обычно делает кошка.
Зато к вечеру, когда все будут свободны, можно сходить на берег моря. Идти по траве, усыпанной лепестками, они опадают с деревьев…
Мечты прервал громкий звук захлопнувшейся двери. Со шкафа свалилась поставленная туда «для уюта» тарелка. Чудом не разбилась. Это вошел в дом сын. Хмурый и очень злой.
— Что случилось, сынок?
Сын хлюпнул носом и размазал грязь по лицу. Было понятно: где-то какая-то несправедливость.
— Сейчас папа приедет – расскажу, — буркнул он.
Мама вздохнула и поставила перед сыном чашку чая. Это был ритуал: пришел домой – пьешь чай. Переключаешься с того, что было за стенами.
К дому, действительно, подъехала машина отца, потеснила гибкие ветки, остановилась под окном. Отец вошел:
— Ну, как вы, мои замечательные?
Сын ответил скороговоркой:
— Мам, я сегодня плохое слово сказал. Но я не знал, что оно плохое, просто повторил. А Маурисио пошел и наябедничал скорее! Я учительнице объяснял, объяснял, что не знаю, что это значит, а она не слушает! И написала вам в дневнике: поговорите с сыном, он матом ругается!
Сын ждет реакции. Папа пока молчит.
И тут мама, эти дни создававшая уют и грозившая пальцем за тапок в тарелке («я нечаянно! Просто тарелку на пол поставил, а тапок сам туда снялся!»), вдруг говорит:
— Давай дневник сюда.
— Зачем?
— Я там вместо подписи напишу это слово, продиктуй только по буквам.
Сын краснеет, давится чаем от хохота, подскакивает и тащит дневник.
Мама открывает:
— Ну вот, начинается. Ваша учительница, видимо, заранее поняла, что со мной говорить не о чем. Пишет: «Уважаемый папа». Папа! Иди подписывай. Надо что-то написать, что ли….типа — видели…
— Давайте, — отзывается папа, не глядя протягивая руку и читая в телефоне какие-то письма. Сын подхватывает ни в чем не повинную кошку и вкладывает кошкин хвост в руку отца. Отец аккуратно трогает хвост и выпускает, как будто этого и ждал.
— И что ты напишешь?- спрашивает его мама.
— А что там написано?
— Написано, что надо поговорить с сыном, потому что он сказал – дословно – «плохое слово».
— Давай ручку. Я напишу: «Какое?»
Бедный сын в очередной раз прыскает в чашку и стукается зубом. Все, включая кошку, бросаются его жалеть, а потом собираются на пляж.
А потом возвращаются, мокрые и счастливые, с песком на ногах и солеными волосами. Обед из новых тарелок под мультфильмы на пронзительном испанском, затем разливается имбирный чай с лимоном, раздается печенье, и все расходятся по своим делам. Отцу надо выяснить, точно ли «ничего не стучит» в арендованном автомобиле, маме – чем отмыть кошку, залезшую в еще не дочищенный после прежних жильцов угол кладовки, а сыну – сколько лайков набрал его очередной рисунок.
И всем – в этих спокойных делах и когда всем рядом — уютно. Даже кошке, не подозревающей о предстоящем мытье.
Тем более что кошка – пока никто не видит и все заняты – стянула в угол плед.