Автор: Марина Куфина
Фотография: Лена Каплевска
Сегодня у меня была интересная встреча.
Шла на работу утром, под зонтиком — лил дождик.
Слышу:
— Здравствуйте!
Рядом со мной шагает незнакомый мне мальчик лет 10.
— Здравствуй! – ответила я.
Он продолжает:
— А Вы к метро идете? Можно с Вами? А то у меня зонтик сломался!
И доверчиво так улыбается.
— Ну, конечно, – я немного удивилась такому доверию и открытости, — Давай, дойдем вместе!
И предложила сократить путь, как я всегда и хожу.
— Пойдем вон там, поднимемся по лестнице.
А сама подумала, хорошо, что это – я, а если бы ребенок так обратился к недоброму человеку?…
В общем, пошли мы с ним под зонтиком, пришлось приноравливаться к его шагу.
И он мне стал рассказывать о себе – или я такое доверие у него вызвала, или уж очень хотелось ему поговорить с кем-нибудь.
— А Вы знаете, — начал мальчик, — я такой невезучий. Мне иногда кажется, что я всегда попадаю в группу самых некультурных детей, в любом месте!
— А ты много классов менял? – осторожно поинтересовалась я.
Он на секунду задумался.
— Нет, я все время в одном учусь.
— Тебя обижают? — спросила я, уже поняв, что его тяготит.
— Постоянно, — не задумываясь, ответил ребенок.
Я смотрела на него. Полненький, простодушный мальчик – легко представить его «мишенью» в школе моего детства. Насколько я знаю, за прошедшие десятилетия в плане взаимоотношений в классных коллективах ничего не изменилось, а во многом стало и хуже, потому что теперь и дети стали агрессивнее.
Я не могу спокойно слушать о ситуации травли. Это – мой, никуда не исчезающий триггер. Был период, когда и надо мной «шутили» в классе, доводя до того, что, улыбаясь над «шутками» в школе, дома я рыдала и не хотела жить.
Вот, я пишу об этом, что я была жертвой, которую обижали – и МНЕ стыдно… Стыдно, что я была слабой, не могла отстоять себя, не могла дать нужный отпор…
И вот такой же стыд высказывал и этот мальчик, которого, как я выяснила по дороге, звали Андрей.
— Ты рассказывал маме? Учителю? – допытывалась я.
— Да стыдно же, — вздыхал он, наклоняя голову и скрываясь под капюшоном.
— Андрюша, тебе нечего стыдиться! – с жаром убеждала я, — Ты ни в чем не виноват! Стыдно должно быть тем, кто тебя обижает!
— Вы знаете, наверное, это судьба, когда так во всем не везет, — доверчиво продолжал Андрей, — мы, например, бедные, и мама у меня очень строгая…
— А папы у тебя нет, да? – тихонько спросила я.
— А как вы угадали? – вскинулся Андрюша.
— Да, у многих теперь папы нет, — выкрутилась я.
— А у меня еще дедушка жив, — в его голосе я услышала гордость, — мы с ним разговариваем, он мне о камнях рассказывает!
— Так расскажи дедушке, что тебя обижают! – опять начала я свое, — Может, он что-то тебе посоветует, выход придумает! – хотя сама то держала в уме то, в чем я уверена: травля — это болезнь группы, и поэтому жертва практически не может сама ничего изменить. Только взрослый человек может что-либо сделать, вмешавшись извне.
— А учительница у тебя хорошая? – продолжала я зондировать ситуацию.
— Да, хорошая, — кивнул мальчик.
— А ты ей говорил, что тебя обижают, просил помочь? – не отставала я.
— Говорил,- ответил он, — она ответила, что не обязана такими делами заниматься, и чтобы я сам со всеми разбирался.
Вот что делать?
Ребенок оставлен один на один с агрессивной к нему группой. Ни строгая (авторитарная?) мама, ни дедушка, ни «хорошая» учительница – никто из рядом находящихся взрослых не может оказать ему не то, чтобы помочь, даже выслушать с участием!
Что же мне нужно было сделать, что сказать?
Честно говоря, много читая в последнее время текстов про то, как бороться с травлей в школе, я еще больше «загрузилась», потому что уверилась, что проблема эта очень серьезная, и, даже имея родителей-бойцов, готовых идти до победного конца – путем бюрократических процедур, конечно, как единственно разрешенных – не всегда можно эту проблему реально решить. То есть, «перенастроить» отношения в группе, чтобы ребенку было комфортно в ней. Иногда нужно просто убрать ребенка из этой среды…
Я не знала, как помочь Андрюше, не то, что в дальнейшей перспективе, но даже – здесь и сейчас.
И я начала, конечно, неуклюже, но с большим желанием утешить:
— Андрюша, я вижу, ты очень хороший человек! – убеждала я, — ты начитанный (успела спросить его, любит ли читать, сказал, очень любит, особенно «Фантазеры» Носова)! Ты хорошо рассуждаешь, умненький, у тебя доброе сердце!
И, самое главное:
— И пойми, ты ни в чем не виноват! – с жаром пыталась внушить ему снова, — с тем, что у вас происходит в классе, могут разобраться только взрослые! Виноват тот, кто обижает, и это им должно быть стыдно, а не тебе!
Коряво, конечно, получилось, и не очень убедительно, но Андрей как-то даже плечи расправил, посмотрел мне в глаза, и трогательно улыбнулся:
— Спасибо большое…
Пока мы шли, он еще рассказывал мне про камни, которые они собирали и изучали с папой — я так поняла, что папа у него умер — поинтересовался, в какой месяц я родилась, сообщил, какой камень мне подходит, и перечислил «их» камни, мамы, папы, дедушки и свой…
Мы дошли до входа в метро, там я пошла на платформу, а мальчик свернул покупать жетоны. На прощание я еще раз сказала ему, как могла, твердо:
— Андрюша, у тебя все будет замечательно, ты очень хороший! – и добавила, не удержавшись, банальный совет, который, по своему опыту, легко давать, но тяжело исполнить, – а на обидчиков старайся не обращать внимания! И тогда им будет неинтересно тебя дразнить.
Андрей неопределенно кивнул, а я снова осознала, что этот совет очень трудно выполним в замкнутом коллективе — даже для взрослого человека, являющегося мишенью беспринципных «товарищей», а тем более, для ребенка…
В общем, расстались с Андрюшей.
Иду, переживаю.
Вспомнился еще случай, позапрошлой зимой произошел. Я его забыла, а тут сам всплыл в памяти, и удивило сходство ситуаций.
Гуляла вечером с собакой, иду мимо снежной горки. Вижу, стоит группка подростков невдалеке, а поближе ко мне – один мальчик. Тоже, эдакий пухлячок, как Андрюша, но постарше, лет 13-14. Он внимательно посмотрел на меня, подошел и попросил:
— Извините, не могли бы вы меня проводить?
— А что, эти тебя обижают? — я кивнула на его «друзей», тоже наблюдающих за нами.
— Да, — немного запнувшись, смущенно ответил он.
— Конечно, пойдем, куда тебе? – я притянула собаку, и мы прошли мимо зыркающих в нашу сторону подростков.
Пока шли, мой собеседник успел мне рассказать немного о своей жизни. Практически, тот же типаж, что и встретившийся мне сегодня Андрюша. Застенчивый, неуклюжий, но рассудительный, грамотно строит фразы. И так же ощущает себя – чужаком в своем классе, и страдает от этого, и стыдится себя. И тогда я тоже переживала, что не знала, чем ему помочь, кроме непрофессиональных слов поддержки…
Вот, жертвам насилия ставят в упрек: «А почему не рассказал(а), не просил(а) о помощи?» Что сказать – только тот, кто был в такой ситуации, может понять другого, того, кто винит во всем себя, и поэтому молчит …
Я в свое время стыдилась рассказать родителям и даже любимой тете, которой я вообще многое рассказывала — о том, что меня обижают, надо мной смеются. Стыдно было перед ними – они гордились мной, стыдно было перед собой, что не могла защитить себя, не могла дать отпор так, чтоб отстали… Драться я не умела и не хотела, а сказать человеку, обижающему меня, что-то в ответ, что было мне известно про него плохого, и выставить его самого в смешном свете – я тоже не могла, ну никак… Хотя мои слабости и секреты этими же людьми открывались, без зазрения совести, на посмешище. А я так сделать не могла, что-то сильно противилось в моей душе этому – ударить человека «по-больному»…
Но мне было очень, очень плохо.
Меня спасала музыкальная школа – там я была даже лидером, веселой, разговорчивой, все со мной хотели дружить. Хотя это была та же «я» – но там были другие, здоровые взаимоотношения в группе.
А потом, в 13 лет появилась секция легкоатлетов, и с этого момента мое поведение стало меняться к более уверенному, я ощутила за собой поддержку, почувствовала, что я не одинока в своих «странностях» (высокий рост, например). И наш тренер строго следил за взаимоотношениями — любая попытка дедовщины пресекалась им в зародыше, а готовность прийти на выручку, участие в общих делах, здоровый командный дух — напротив, всячески поощрялись!
Я «выпрямила спину», мой изменившийся настрой ощутили и обидчики, пару раз их удивила неожиданная решительность, с которой я сумела дать отпор — и постепенно насмешки утихли. Но вот это ощущение выученной беспомощности, бессилия повлиять на ситуацию, неоправданно сильное, парализующее чувство вины «за все и про все», мешающее жить – осталось со мной на долгие годы. И иногда, вдруг, вся эта боль ударяет мне в сердце, с прежней, незабытой силой…
Ничего несерьезного, «детского», нет в травле, и дети сами вряд ли налядят свои взаимоотношения, а шрамы в душе остаются на всю жизнь.
Надо быть с детьми.
И чтоб им помочь, если обижают их, и чтоб их остановить, вразумить, если обижают они…
Потому что дети, как правило, не понимают истинного смысла своего поведения в отношении жертвы. Не понимают, насколько это плохо, именно «плохо». Часто им действительно кажется, что они просто подшучивают, или искренне считают, что они – за справедливость, «имеют право» наказывать (как в фильме «Чучело»), и конечно, упоение чувством власти над другими захватывает неокрепшие сердца… Вот поэтому , как правило, только взрослый, разумный человек в силах остановить этот беспредел.
Я говорю так потому, что видела , как вмешательство взрослого, просто назвавшего вещи своими именами, в корне и мгновенно меняло ситуацию в группе детей к лучшему. Я видела таких вожатых, учителей, которым удалось донести до детей, что их «шутки», на самом деле — не смешны, а очень ранят и обижают, и что нельзя обижать другого потому, что он не похож на тебя, а главное, быть обидчиком – это вовсе не круто, а говорит о твоей собственной слабости. Ну, это я своими словами передаю – у тех взрослых были нужные слова, а главное, была уверенность в том, что они обязаны вмешаться, именно на правах взрослого, и вывести жертву из-под удара.
К сожалению, в нашей бытовой культуре по-прежнему в насилии склонны искать вину жертвы — «не умеет себя вести», «провоцирует», «не умеет дать отпор» и стараются понять, оправдывают обидчика. Дополню примером, который мне прислали в ответ на этот пост друзья:
«А я на днях такую картину наблюдала. Мальчик лет шести жалуется маме, что его кто-то (старший по возрасту, как я поняла) обидел, дал кулаком по лицу. И тут вмешивается стоящая рядом посторонняя бабулька (хоть ее никто и не спрашивал): «Ты чего ябедничаешь?» Из-за таких вот странных стереотипов часто дети и не приходят за защитой к старшим, боясь прослыть ябедами.»
Этот принцип — «прав тот, кто сильнее, а слабый сам виноват» — и приводит к тому, что ребенок не просит о помощи, пока ему еще можно помочь…