…Вот и последнее утро на неделе, когда Анна ехала по этим улицам. Как всё-таки прекрасно, что иногда приходится «дежурить» — до рабочего времени сопровождать детей в школу на автобусе!
Взрослые строго придерживаются великой заповеди, над которой посмеялся еще Льюис Кэррол в своих дивных книгах об Алисе, — «не выходить из дома без цели». Что бы вы сказали о взрослом, который садится перед работой в машину и объезжает несколько кварталов чужеземной столицы просто для того, чтобы увидеть, как светит утреннее солнце, как догоняют друг друга зеленые длиннохвостые попугайчики у огромных крон деревьев, как плещет на ветру листочками огромное дерево на старой площади, как расцвели новые цветы на ветвях? Большинству, впрочем, такое и в голову не придет. А кому придет… тем, наверное, будет нелегко ради этого оторвать голову от подушки.
Анна относилась к последним, — впрочем, у нее не было машины, так что, утренние «дежурства» на автобусе были словно созданы специально для нее. Сейчас, сейчас замелькают картины, ставшие просто-таки родными за несколько дней. Посреди большой дороги, где ездят машины первых лиц государства и огромные автобусы, всегда лежит собака. Изредка она лениво поднимает голову и оглядывает проезжающих. Ловко и близко объезжают ее мотоциклы, аккуратно и через линию – автомобили. Собака не уходит, ей здесь хорошо. У древнего дворца, очертания которого не сходят с первых страниц туристических проспектов, в лужах, налитых орошением, гуляют красноголовые цапли с длиннющим тонким клювом, похожим на загнутое на конце шило. В мелком фонтане, куда после тяжелого дня прилетают искупаться сердитые коршуны, утром плещется стая ворон…
Утро началось с нередкого ритуала. Хмурый сын-подросток, ростом с мать, демонстративно шлепая ногами по полу, вышел в коридор. На ступнях красовались толстенные зимние носки.
— И что это? – традиционно спросила Анна.
— Нет других носков! – с места набрал обороты Мишка, патетически воздев руки к небу. – Все в стирке!
Анна набрала в грудь воздуха и выдала свою обычную для таких случаев тираду. Тирада содержала объяснения по пунктам: сколько лет юноше (для таких фокусов), где находится стиральная машина и какого именно врача мог бы заинтересовать отрок, гуляющий по жаре в зимних носках. Сын привычно щелкал языком, мотал головой, закатывал глаза не то, что под лоб, а, наверное, под макушку, однако действовать не спешил. Посмотрев на часы, мать – как всегда – выдала ему носки с полки, лежавшие на уровне и расстоянии его протянутой руки, и Совсем Большой Парень удовлетворенно удалился в коридор с находкой в руках.
Наконец, все собраны и спустились на улицу, сели в маленький автобус, Анна — вперед, на место сопровождающего, рядом с водителем, сын — на заднее сиденье. Сразу после них в автобус вполз Костя с самокатом в руках.
Семья Кости живет на том же этаже, на третьем. Они здесь недавно. Мишкин «сознательный враг» Антон с четвертого этажа – тот самый, который уже второй год, с момента появления Мишки в этой стране, в этом городе и в этом доме не может успокоиться и строит Мишке пакости – в свое время попытался издеваться над новичком, но получил от Мишки.
Поначалу Костя вроде бы сдружился с Мишкой. Однако это Мишка спокойно может оставаться вне собранного здесь «общества» детей. А остальные – тем более те, кто собран здесь – так не могут, жизнь вне встроенности в общий круг жизнью не считается, и Костя пошел на поклон к «обществу». Так у Антона и его друзей появился мальчик на побегушках, которого, помимо этого, можно позвать играть, когда скучно, а в остальное время громко обсуждать его интеллектуальные способности. Мишка говорит, что ему жалко прежнего приятеля, но в чужую свободу он не лезет.
— Ой, это кто там? – прервал Аннины социологические размышления Костя. – Это ворона… с вороненком!
— Где? – высунулся в окно Мишка.
— А я увижу? – спросила Анна.
— Нет, тебе надо выйти!
— Покажешь?
— Здрасссте. – Это сквозь зубы произнес Антон, залезающий в автобус.
Миша обогнул Антонову корпулентную фигуру, для чего потребовалась немалая изобретательность, и выпрыгнул наружу: «Вот!»
На ветке сидела ворона. Вороненок был едва ли не больше ее. Он неуклюже стоял, понурив большую пушистую голову, а ворона старательно перебирала его пух, будто причесывала. Из автобуса слышался странный треск: это Костя старательно фотографировал ворону сквозь стекло.
Антону было интересно, что происходит. Но как узнать, сохраняя величие?
— Костя, сюда иди. Мне покажи.
— Что? – голос Кости стал тоненьким.
— Чего-чего, то, что там смотришь! Дай сюда, — он отобрал телефон и взглянул на фото. – Это что – ворона, что ли?
— Да.
— Где? Показывай.
— Вот там.
— Я те вижу, что ли? Сюда подошел и показал.
Костя неловко пролез через колени Антона к окну и уперся пальцем в стекло.
— На той ветке? Ааа, вижу. Всё, иди отсюда.
— Извини, — пропищал Костя, случайно задев Антона при выходе, и вернулся ближе к Мишке.
Хлопнула дверь: внаклонку, чуть не коснувшись галстуком пола, влез Сережа, еще один соседский мальчишка, обычно держащий нейтралитет.
— Ты чего это нарядный? – фыркнул Антон.
— Надо, — спокойно ответил Сергей, поздоровался с Мишкой и, как и он, открыл учебник.
— Ребята, с Катей всё в порядке? – Анна начинала волноваться: мало ли что могло случиться с последней оставшейся девочкой, время уже было позднее.
— Она и без пятнадцати может выйти, — фыркнул Антон с негодующей физиономией. Местное общество не очень приняло родителей Кати, и дети, продолжая общаться и принимать ее в игры – а куда деваться с подводной лодки – стали, повторяя за родителями, за спиной обсуждать и девочку, и их семью, а в последнее время — уже и выплескивать свое отношение.
Катя появилась в дверях дома, как всегда, за руку с карапузом-братом по имени Андрей. Его нужно было отвезти в детский сад.
— Чего она стоит! — рыкнул Антон.
Дверь открылась.
— Катя. Ты можешь выходить раньше, а? — рявкнул Антон. Водитель, без предупреждения и быстро, направил автобус по пыльной дорожке до ворот.
…Они ехали сквозь дымку, сначала по переулку, где люди живут на асфальте и могут утром лежать на грязном тряпье и смотреть в небо, потом вырулили на улицу правительственных зданий. Обогнали машину, на удивление грязную, если принять во внимание надпись «Government of …». Флажок машины с цветами государственного флага был свернут, на него сверху надели чехол, белый, с прозрачной вставкой, что смотрелось очень смешно. На газоне сидела одинокая тетенька в спортивной одежде и то ли занималась йогой, то ли просто, скрестив ноги, смотрела в смартфон.
Они обогнали человека, который тяжело крутил педали обшарпанного, старого, ржавого велосипеда. Человек был горбат, вся его грудная клетка ушла в этот горб, плечи и бедра едва не касались друг друга, он был одет в растянутую, явно с чужого плеча, когда-то оранжевую, футболку и истертые коричневые штаны. Перед собой он вез маленького школьника, лет шести. Мальчонка с огромными живыми глазами был в кипенно белой, идеально отглаженной рубашечке, галстучке и форменных шортиках со стрелочками.
Детский автобус положено останавливать у ворот в городок, но сегодня водитель нарушил правило и остановился гораздо раньше: требуемое место занял «борт номер семь» какого-то посольства, выгружавший из двери аккуратных девочек с портфелями, сияющих черными глазками-миндалинками.
Первым выходил Антон. Он протянул руки и вытащил из автобуса Андрюшку, поставил его на землю, и тот уверенно затопал к воротам.
Последним прощался Костя, которому надо было даже до ворот обязательно доехать на самокате.
Автобус завелся, и Анна с водителем поехали обратно. Туда, где уставшая ворона расчесывает своего огромного, больше мамы, норовящего сбежать вороненка.