— Папа, а давай маме купим вон ту кошку из нефрита? У нее только что были именины, а мы болели и ничего ей не подарили! И вот такие бусы и браслет или какие ты хочешь, выбирай, мам!
Мишка перемещался вдоль полок маленькой, обдуваемой старым гудящим кондиционером лавочки, рассматривал изделия из диковинных камней. Красные – привозной коралл, голубые – бирюза, синие с золотом – лазурит… А на полке ниже – главное чудо: самые настоящие, неограненные, нетронутые камни. Мишка давно свел дружбу с пожилым хозяином лавки и каждый раз, приходя сюда, нырял в полки с головой.
— Ты подожди на папины деньги-то гулять, — засмеялась Анна и оглянулась на мужа. Тот с интересом разглядывал причудливый гарнитур с рубинами, он всегда любил всё оформленное и упорядоченное. Анна протянула руку к нанизанным на простую нитку, грубо обработанным, крупным сердоликам. Рядом на стене разместились бусы из таких же огромных камней «соколиного глаза» и агата. Ох и тяжело их будет кому-то носить на шее!
— Друг, смотри, красота, — хозяин в молодости учился в России и неплохо говорил по-русски. – Новое, смотри. Мадам, вам нравится?
Анна взяла в руку простенькие бусы из «зернышек» авантюрина и закивала.
— А я хочу…- встрял Мишка.
— Вот эту серьгу в нос, — подсказал отец, расплачиваясь.
— Не хочешь слушать – не надо, маме покажу, — Мишка протянул матери несколько камней, похожих на улиток.
— Это аммониты, настоящие окаменелости! И стоят совсем дешево!
— Отец, давай возьмем, — улыбнулась Анна.
Наконец они вышли на улицу, переполненную людьми. Человеку европейской внешности пройти по ней было нелегко: каждый продавец окликал и требовал купить его товар, зазывалы из лавок того и гляди разорвут на части. На крики быстро сбегалась толпа нищих – детей, женщин, старух, дети облепляли, хныкали, женщины умоляли, старухи требовали, потрясая руками, и даже крохотные младенцы, без штанов и только научившиеся ходить, хватали руками вожделенные монетки. Но в это время дня было жарко, очень жарко, сегодня продавцы обмахивались газетами с неведомой Анне вязью букв и молчали. Пара мужчин в одеяниях, похожих на теплые халаты, вообще отвернулись от товара и играли в какую-то игру на старой доске.
На перекрестке стояла женщина, с ног до головы обернутая в цветные тряпки, с крохотным ребенком на руках. Она поспешила за белокожей семьей, что-то крича и показывая на многочисленные нити бисера в ее руках. Поравнялась с Анной, умоляюще заглянула в глаза.
Отец шел впереди. «Витюш!» — окликнула его растерянная Анна по-домашнему.
— Витюш! – трогательно смягчая «ш», крикнула и юная женщина с бисером – и сама засмеялась.
Виктор остановился, поискал в карманах и протянул ей пару купюр. Женщина подала Анне нить из цветных бусинок на грубо завязанной нити. Семья двинулась дальше. Но Мишка вдруг остановился, сунул руку в карман, чуть не выронив из него любимые часы в металлическом корпусе на цепочке, выгреб всю мелочь, которая там была, подбежал к нищенке и отдал ей. Потом догнал родителей и сообщил:
— Я так не могу, ничего не дать. Она мать. Ты, мам, тоже меня вот так на руках носила.
Анна хотела его поцеловать в макушку, как маленького, но сын за лето вытянулся, и матери пришлось довольствоваться щекой.
Они уже вызвали такси, когда на перекрестке какой-то мальчишка, чумазый и босоногий, схватил Виктора за ногу руками и ногами, повис и завопил на всю улицу: «Гив ми хандрид! Гив ми хандрид!»
— Да где ж я ему возьму сотню, — Виктор попытался идти, но мальчонка держался крепко. Найденный Анной «хандрид» , впрочем, его тоже не удовлетворил, он продолжал висеть и вопить, и только появление усатого таксиста заставило хитреца ретироваться.
— Ну… они так живут, по-другому не умеют, — как бы извиняясь за мальчишку, развел руками Мишка, пропуская мать к дверям машины.
Накануне вечером они возвращались домой и ждали отца у дверей круглосуточно открытого магазина. Соседняя лавка была уже закрыта, и они рассматривали сувениры, красиво поблескивающие в подсветке витрины. Вдруг босиком, перепрыгивая через лужи и кучи мусора, подбежала девочка, с грязными разводами по лицу, в будто специально перемазанном в грязи платье, и начала требовать денег. Они смутились, потому что деньги остались у отца и дать было нечего, Мишка даже вывернул карманы и показал: «Видишь? Ничего нету». Девочка отскочила, но тут подошла ее мать. Она везла коляску с младшим братом девочки. Она строго выговорила что-то дочери и попыталась потребовать денег сама. Однако Мишка, который так и не заправил карманов, оказался убедителен, и мать отступила. Девочка еще раз обошла их – и радостно ткнула в пакетик чипсов, выглядывающий из Мишкиной сумки. Мишка вручил ей пакет, и девочка помчалась догонять мать и хвастаться добычей. Тут вышел из магазина отец:
— Как вы тут, зайцы?
— Будешь так задерживаться – в следующий раз твои чипсы отдадим, а не свои, — буркнула Анна. Виктор покупал себе всё по-азиатски острое, в то время как они с Мишкой настороженно относились к местным пищевым традициям.
— Ничего, мам, — спокойно сказал Мишка. – Они хоть поедят. Как думаешь: у нее не отнимут?
— Ох, Миш, лучше б мы ее сами покормили тут, надо было вернуться в магазин, купить еды… — запоздало сообразила Анна.
— Им же с детства внушают, что надо жить так, как их родители, и ничего не менять. Родился нищим – живи нищим, на улице, в грязи, и не учись. Мы с тобой могли тоже так родиться. Не можем ничего изменить – так хоть покормим… — и Мишка вздохнул, как взрослый.
***
Выставка картин, проходившая в светлом, просторном зале, была просто великолепной. Буйство красок, будто выплеснувшееся оттуда, из-за раскаленных стен, где ветер треплет цветы франжипани и кассии, где догоняют друг друга птицы со сказочным пестрым оперением, — оно было перед глазами, на этих холстах. Берега мелких речонок и люди на этих берегах, деревни, горы, города и маленький-маленький человек среди каменных многоэтажек… Анна остановилась у одной из картин. С холста, как живая, смотрела черными глазами молодая девушка в традиционной одежде, в многочисленных дешевых украшениях. Девушка сидела на асфальте улицы, в каменной нише, где-то рядом проезжали машины – а она смотрела, смотрела из своего убежища немного испуганно, с каким-то…привычным испугом, лучшего выражения Анна не смогла бы подобрать.
В зале были люди, хорошо одетые и причесанные, они говорили о своем, в основном, о важных делах. Виктор и Мишка стояли у большого полотна, изображающего местное божество с равнодушным ликом, их собеседник увлеченно рассказывал:
— …Представьте: карьер, и мы смотрим – работника вместе с техникой уже затягивает туда, сейчас затянет и засыплет! Мы с ребятами бросились спасать. Вытащили, отправили в больницу, живехонек. Так его товарищи на нас ругаться стали! Вы, говорят, зачем его спасли? Он бедно жил, плохо жил, пусть бы умер сейчас – тогда больше не мучился бы и переродился! Вдруг в следующей жизни был бы богатым, мужик-то неплохой… А мы и не знаем, что им сказать. Рассердились они, в общем, на нас, что мы его спасли. Да и он недоволен…
Анна оглянулась и ахнула: пусть другая, не та, что с картины, но очень, очень похожая женщина смотрела с улицы через стекло. На выставку, на пришедших, на Анну. Рядом с ней, держась за край ткани, обернутой вокруг ее фигуры, стояли два неодетых младенца. Старший держал в руках пустую пластиковую бутылку и пытался постучать ею в стеклянную стену.
— Колд уотер? – с жутким акцентом спросил Анну работник, указывая на ящик с бутылками холодной минеральной воды.
Анна машинально протянула руку.
— Спасибо, — подскочивший Мишка взял вместо Анны бутылку, вытащил из ящика еще одну, потом тихо подошел к отцу и вынул из его руки – отец только взглянул удивленно — такую же бутылку воды. Потом направился к выходу и – Анна увидела через стекло – подбежал к семье нищенки прежде, чем до них смог дойти бородатый высокий охранник, и отдал женщине все три бутылки. Женщина благодарно поклонилась и пошла прочь от здания.
Мишка вбежал обратно с жары в прохладу кондиционеров, подмигнул матери и спросил отца, подошедшего со стаканом сока в руке:
— Пап, так чем там кончилось с мужиком-то, который переродиться хотел? У него, наверное, жена, дети, вот пусть их вырастит – а там и перерождается сколько хочет!
— Как вам работы? – к семье подошла устроительница выставки, уставшая, но радостная. – Я очень рада знакомству с вами. Увы: послезавтра уже уезжаем, надо, чтобы выставку увидело как можно больше людей. А мы, в свою очередь, увидим эту страну получше. Пока у меня еще не сложился ее образ. А у вас?
Анна кивнула. Она подошла к картине с сидящей на асфальте черноглазой женщиной и коснулась ее рукой.
— Мам, она похожа на ту женщину с бусами, — подсказал Мишка.
— Да, сынок, — ответила Анна. – А еще…
Она обернулась к устроительнице:
— У меня для вас есть маленький прощальный сувенир. Сувенир со смыслом. Как раз… насчет образа этой страны.
Она опустила руку в сумку и достала пеструю бисерную нить.