Автор: Свитана, автор журнала Exitportal
ФОТОГРАФИЯ: JONĖ REED
Я — мама. И я знаю, как это — до коликов в животе бояться, что с твоим ребёнком случится что-то страшное — упадёт, попадёт под машину, украдут цыгане и прочие ужасы.
Я знаю, как это — любить своего ребёнка, удерживая его в своих объятиях, желая защитить от всех невзгод, закрыть от всех опасностей, уберечь от любых трудностей, закрыть в себе от этого безумного мира.
Всё это есть во мне — ведь это дитя росло в моём теле, между животом и сердцем, между страхом и любовью, оно — моя жизнь, оно навсегда останется связанным со мной пуповиной.
Но при этом я знаю ещё одно.
Моё тело было домом для моих детей, когда они в нём нуждались. Но если сейчас, когда они растут, я не отпущу их, то стану их тюрьмой, навсегда заперев в своём коконе любви, приковав к себе цепями страха, лишив их вкуса своей жизни, став для них отравой.
Я не хочу быть тюрьмой для своих детей. Я хочу вовремя разжать свои объятия, чтобы, выпав из гнезда, они научились летать…
«Надень шапку!»
Мама, я уже большая девочка, но я до сих пор вздрагиваю, когда слышу «надень шапку, ты простудишься», «не лезь туда — свалишься!», «не ходи по лужам, не бегай, не прыгай», «уйди оттуда — ты упадёшь и умрёшь!»
Меня скручивает в узел от этих слов, мне не хочется дышать, да и жить мне тоже не хочется, не то, что бегать. И нет ни слов, ни сил, чтобы объяснить тебе, что твой страх парализует меня больше, чем гремучая змея, что я болею не от сквозняков, а от тёплой одежды, в которую укутала меня твоя забота.
Ты думаешь, что заботишься обо мне? Нет, мама, ты убиваешь меня, набрасывая петли своего страха как удавки на мою жизнь. Я никогда не скажу тебе об этом, потому что ты не поймёшь меня, но единственное моё желание — убежать очень далеко и спрятаться не от жизни, мама, от тебя.
Я тоже боюсь за своих детей. Но больше я боюсь стать причиной их неудач, их тормозом, их чёрным вороном, который может накаркать неприятности, их топким болотом, готовым поглотить все их возможности и таланты.
Я закрываю глаза и отпускаю их в эту жизнь, зная, что есть силы гораздо больше меня, которые о них позаботятся.
Я учусь молиться за них и просить у матери-земли стать оберегом для них.
И я понимаю, мама, как безумно трудно было тебе под властью страха…
«Ты же девочка!»
Да, мама, я девочка. И я уже сама чищу зубы, мою руки, убираю в доме — для этого мне не нужны твои напоминания. Но у меня до сих пор закипает в груди, когда я слышу:
«Ты же девочка, ты должна быть аккуратной, тебя никто замуж не возьмёт!».
«Ты же мальчик, ты должен защищать девочек».
«Иди скажи тёте «Спасибо!».
«Немедленно извинись перед девочкой!».
Я не просто злюсь на тебя, мама, у меня клокочет всё внутри от моего ещё детского гнева.
Потому что ты думала, что учишь меня отношениям, а я чувствовала, что ты учишь меня мёртвым схемам, заменяя нотациями и теориями твои живые отношения — со мной, с другими людьми, с папой.
У меня в памяти есть много твоих инструкций — они очень красивые, но в моём теле нет памяти о том, как взаимодействовать с людьми, как чувствовать их и себя, как создавать глубокие длительные отношения, в которых ты извиняешься и благодаришь искренне и от всего сердца, а не потому, что тебя вписали в этот шаблон.
У меня не было твоего примера, мама, зато моя жизнь была щедро орошена твоими словами. Пустыми. Без твоего опыта.
Теперь мне сложно с моими детьми. Я схожу с ума, пытаясь удержать в себе твои нотации и инструкции, которые рвутся наружу, стремясь укорениться уже в моих детях.
Я стараюсь быть примером для них, и знаешь, мама, они здороваются с людьми следом за мной. Они говорят «спасибо» сами, искренне, а не потому, что я их шпыняю. И у них уже получается создавать отношения между собой. Немножко, чуть-чуть, но так, как я показываю им на своём примере, а не в твоих теориях.
И я понимаю, мама, как тяжело было тебе жить со схемами, без живого примера своей матери…
«Я же говорила!»
Мама, ты знаешь всё, ты можешь дать совет на любой случай в жизни. Чужой жизни. Моей жизни. Ты внимательно слушаешь телевизор, ты читаешь журналы здоровья, и у тебя есть множество готовых рецептов для всех — и не важно, спрашивают ли они тебя об этом или нет. Для меня у тебя есть не только советы, но и прогнозы, что будет со мной, если я не послушаюсь твоих советов. У тебя есть волшебное заклинание «я же говорила», которое превращает мою жизнь в скомканную салфетку никчемности.
Как объяснить тебе, мама, что твои советы взрывают мне мозг, что они разносят в щепки все мои поиски решений, все мои способности искать выход из ситуации самостоятельно. Как сказать тебе, мама, что твои советы нежизнеспособны, потому что ни один из них ты не нашла сама, ни один из них не стал твоим опытом, все они так и остались телевизионными пустышками.
Ты права, мама. Всё случалось так, как ты говорила — я падала, я ошибалась, я болела, я попадала в неприятности. Но разве не ты мне этого желала, посылая вслед свои страхи, свои проклятия вместо благословений?
Я верю в своих детей. Я знаю, что у них таланты и способности — не такие, как в телевизоре, как в учебнике, не такие, как мне бы хотелось видеть в них.
Я просто наблюдаю. Давая возможность прорасти тем росткам, которые в них уже посажены, поддерживая их интерес к жизни, помогая им в тех областях, где находится их внимание, и убирая свои колючки оттуда, где у них ещё провалы, и где нужно двигаться по чуть-чуть, чтобы формировать нужные навыки.
Мне сложно, потому что мне не на что опереться, и каждое решение приходится искать долго, внутри себя, и мучительно внедрять в свою жизнь, пока оно не станет естественным, пока не отвалится то мёртвое, теоретическое, что так глубоко вшито в меня.
«Твой папа нехороший!»
Мама, я знаю папу твоими знаниями о нём, и долгое время я смотрела на него твоими глазами, видя в нём одни недостатки. Тебе всегда было мало — его заботы, его внимания, его зарплаты. Он всегда был чуть-чуть не таким, делал чуть-чуть не то, не туда, и не с теми, и каждое твоё «чуть-чуть» выросло во мне в огромный ком обид на него.
И для меня отец тоже стал таким, каким был для тебя — недостаточно хорошим. А потом таким же для меня стал муж.
Да, мама, я взяла в своё замужество не твои пожелания «жить дружно и счастливо», а твои претензии и требования, ожидания и обиды, твою ревность и недовольство, твоё твёрдое убеждение в том, что во всех твоих проблемах виноват только он.
Скажу тебе честно, мама, — это негодный фундамент для отношений. И мне понадобилось полжизни, чтобы разрушить тот багаж, который я получила от тебя, выстраивая свой фундамент, отыскивая ту крупицу знаний, которая поможет строить отношения, а не разрушать их.
У моих детей — самый лучший отец. И не потому, что так надо. А потому что так есть на самом деле, у меня внутри. Потому что я так выстрадала, я так выстроила, чтобы передать детям другое наследство, не такое, как было у меня. Чтобы однажды я могла отдать их в пространство отца, где они будут постигать жизнь, искать свою тропу счастья.
И пусть мне трудно, очень трудно, но я знаю, что им будет легче, у них получится лучше, чем у меня.
***
Мама — целый мир для ребёнка. Он растёт в её животе. Он живёт её чувствами. Он думает её мыслями. Он впитывает всю её жизнь вместе с молоком.
Мама дарит жизнь. Но она же может отобрать её, сходя с ума от страха за ребёнка, сжимая его тугими кольцами своих переживаний до тех пор, пока он не перестанет трепыхаться, лишившись сил.
Мама напитывает любовью ребёнка, оживляя для него жизнь, знакомя с миром чувств и ощущений. Но она же может сделать свою любовь тюремной камерой, оставив его рядом с собой, посадив на цепь своей привязанности, лишив его возможности вырасти.
Я знаю это не в словах.
Это знание живёт в моих ощущения, в моём опыте, и мне ещё долго придётся выпутываться из маминой паутины, чтобы стать взрослой. Чтобы дать своим детям другой вкус жизни.