АВТОР: НАТАЛЬЯ КОТЛЯРОВА, СПЕЦИАЛИСТ ПО ГРУДНОМУ ВСКАРМЛИВАНИЮ, ОСНОВАТЕЛЬ ЦЕНТРА «ЛЕЛЕЯ«
ФОТОГРАФИЯ: ALICJA BRODOWICZ
Читаю о таком понятии как дисморфофобия. Человек, в общем-то нормальный и без физических изъянов вдруг зацикливается на какой-то несущественной проблеме во внешности (или вообще её там нет) и это не даёт ему жить, он не может общаться с людьми и выходить на улицу, т.к. все прохожие поворачивают голову, чтоб посмотреть на его ужасные брови. Это действительно тяжело.
Все разговоры и убеждения в том, что ты прекрасен, брови обычные, прими себя таким, какой ты есть – не помогают.
А как можно назвать другую крайность? Всё нормально у человека, он доволен собой, насколько возможно человеку с советским детством за спиной (что уже, кстати, достижение), но множественные знакомые регулярно напоминают ему о его мелких несовершенствах?
И почему это меня задевает?
Потому что я бледный ребёнок, выросший во взрослого с лицом цвета неба в ноябре, и всего-то. Потому что я, любя, бледная поганка в детстве. И я «эй, ты чё такая бледная, а» в дальнейшем. Что не так со мной, я спрашиваю, как Моана. Нет, я благодарна, что у людей, видящих меня впервые и много раз, возникает желание пожалеть этого болезненного взрослого. Но отказываюсь понимать, почему забота, как правило, выражается в подчёркивании моего несовершенства.
Кстати, Тургенев бы оценил мою голубую кровь, явственно проступающую, особенно, в области вокруг глаз. Достоевский и разбираться бы не стал, у него все такие. Чехов бы, может, и пошутил разок про «всё должно быть прекрасно», а потом разглядел бы всё прекрасное там, в забледной глубине меня.
Но сейчас не те времена, когда ноябрьский цвет лица аристократичен.
Я захожу в салон красоты и узнаю, что у меня усталый вид. Я выхожу из салона и узнаю, что 10 000 (а муж читает и прощает), оставленные там, не сделали меня лучше. Ухожу под сочувственные взгляды и никогда не возвращаюсь.
«Ты почему такая всегда замученная?» — это нормальное приветствие на семейных праздниках.
Я прихожу туда, где меня не видели год, и узнаю, что похудела-потолстела и это одинаково не стоило делать.
Я мажу-мажу, крашу-крашу, и всё это для того, чтобы обмануть знакомых при встрече на пару единиц гемоглобина. И на пару килограммов тоже надо обмануть любой ценой.
Да, я здорова. Да, знаю слова косметолог и консилер. Да, я спала эту ночь и почти все предыдущие. Нет, не потому что многодетная, я такая с рождения. Тогда я многодетной не была.
Почему такая забота обижает? Когда это мой вес и цвет стали мной? Когда они начали дружить с моими друзьями вместо меня, когда они вытеснили меня на задний план? Почему я должна воровато затирать и завешивать свои внешние проявления? Почему, чтобы встретиться с тем, кого давно не видела, я должна мазать-мазать, красить-красить и создавать иллюзию, что я не жила все эти годы?
Почему никто при встрече не говорит о моих сияющих вдохновенных глазах? Моих мягких ласковых руках? Улыбке, в которой вся я, начиная с нашего знакомства. О том, что я – не этот контур, а чудесное содержимое этого контура. Я не начерченная бровь, а взгляд под ней. И я не то, что вы видите. А то, что вы видите — всего лишь форма шрифта, которой я говорю вам о себе. А она может быть разной и даже неважно какой.
Скажите мне о том, что в 63 кг я имею немного нервную грацию подростка, а в 75 – я плавная, текучая, как Волга полноводная, мать. Скажите, не называя цифр. Что у меня беременной трогательно-растерянный вид, а уж у кормящей – по мне вы сразу поймёте, что я на вершине карьеры.
Я это пишу и мне тепло, я чувствую себя и знаю, кто я. Я не боюсь выходить на улицу, к чужим и своим, не нуждаюсь в фальшивой заботе, которая только внешняя, потому что не простирается дальше внешности. Вы можете меня видеть и не видеть, можете смотреть на меня или не смотреть. Заглавным или строчным, курсивом или нет, иногда с завитушкой – я прописываю себя здесь, в этой жизни, неразборчиво для неграмотных, и всю себя правдиво — для умеющих читать.