Дано: почти ночное время в одной семье. Подросток-дислексик, который временно учится дома из-за травмы, пишет по-русски не более года и хотел бы вместо домашнего задания заняться своими делами. И очень уставшая мама, которую тоже ждут свои дела.
Сделать: искомое домашнее задание. Искомое в прямом смысле слова, еле нашли, куда сын карточку задевал.
Делаем.
— Так, проверяем… – мама старается сосредоточиться и продраться сквозь сынячий почерк.
— Раскаивающейся березой…чего?!
Так, у меня профдеформация, раска-Чивающейся, конечно. Дымящейся травой…
Сын опасно раскачивается, как та береза, на стуле от взрыва смеха и спрыгивает на больную ногу:
— Мама, там никто не курит, это печка — дымящаяся, а трава растущая!
— Ух, точно. Буду внимательней. Зеленеющим…кем? пёсом?
— Лесом!
— Да какое это «л»? И да, у тебя в суффиксе «ущ» лишний крючок. Не знаю, какой из них, выбери сам. Чего? Какой «заколебавшейся березой», ты в уме? Колеблющейся! Переписывай давай. После нового взрыва смеха сын уже не рискует возвращаться на стул.
— Что? возвышающАгося? волнующАго? Да ты моя жертва клерикализма. Тебе по-русски надо писать, а не по-старославянски! Надо же, вот здесь почему-то «-его», всё правильно, а почему?
— Да не знаю…
— О, отлично. РечЁнка. Ну молодцом. РечЁнка, девчЁнка, треники и семечки. Ошибка гопника детектед.
— Сёмки, мама. Не семечки, а сёмки.
— Вот это мы знаем. А то, что приличные люди виртуальной руки не подадут тому, кто так пишет, мы знаем?
— Ох…
— Бери карандаш, рисуй окончания. Это что за незамкнутое изобретение, квадрата сторону доведи куда следует… ну и зачем ты лестницу нарисовал?
— Ах, моя фантазия иногда меня самого удивляет…
— Потом посмеешься, когда тебе опять двойку влепят. Рисуй квадраты, говорю. Как Малевич, бери и рисуй.
— А зачем художники квадраты рисуют?
— Они — по вдохновению либо за деньги, а ты — чтоб два не поставили. Нет, не надо на полях рисовать черный квадрат, сотри. Так, а это что? Черным по белому в упражнении значится: «В ЗАКУРИВШЕМСЯ ТУМАНЕ».
Мы переглядываемся и синхронно опускаем руки.