Маленький ребенок, которого ты не видишь хотя бы две недели, за это время самопрочитывается, как книга, оставленная на улице, порывами ветра. Страницы произвольно пролистываются, и малыш возвращается к тебе, сильно перемотанный вперед.
Именно так Артем однажды приехал в Москву из деревни, где он отдыхал с мамой. Я разглядывал сына в легком недоумении. Вроде все то же самое, только округлостей стало меньше, а углов поприбавилось. Да и хитринка в глазах стала заметнее, видно, подросла.
Перед сном, когда я укладывал Артема в его детской, малыш всеми растишками мира клялся, что он больше никогда не придет посреди ночи к нам в родительскую спальню, ведь он уже такой нечеловечески взрослый. Вот прямо нечеловечески, и таких взрослых детей еще в природе не встречалось. Я прослезился и горячо обнял своего внезапно взрослого сына.
Ровно посреди ночи Артем громогласно пришлепал к нам в родительскую спальню и уверенной торпедой выстрелил между мной и женой. Я тяжело вздохнул. Что поделать, ночью и дети, и взрослые — такие дети, особенно взрослые. Мир поднимает занавес, которым мы его неуклюже отгородили днем, и со сцены сквозь звезды дышит неизвестное.
Ну, и ладно, подумал я, ведь так уютно засыпать под сопение малыша, словно отходишь ко сну, обложенный десятком теплых похрюкивающих хомячков, и тут же заснул. Проснулся я, кажется, довольно быстро, от настойчивых ударов по черепу. В темноте я не сразу понял, что происходит. А происходило довольно тривиальное: спящий Артем зачем-то кардинально изменил положение своего тела, развернулся ногами к нашим головам (в фотошопе это называется «flip horizontal») и, воспользовавшись преимуществом своей новой диспозиции, принялся рьяно колошматить меня пятками по лбу. При этом сын громко пыхтел во сне, очевидно, бежал за кем-то или от кого-то, а, может, крутил педали на велосипеде, кто разберет эти детские сновидения. Но я удивился другому — тому, что из-под меня бесследно исчезла подушка. Я приподнялся на локте и посмотрел на жену. Она спала, прикрыв свою голову сверху моей подушкой. Все понятно, парень уже не первый день крутит педали на сонном велосипеде.
А я по молодости ходил в походы, и там в палатках мне еще и не с такими лунатиками приходилось спать штабелями. Походная Кама-Сутра — самая изобретательная. Так что я технично перевернулся и лег головой к голове сына, восстановив статус-кво и оставив его карающие пятки не у дел. И снова вокруг меня захрюкал десяток теплых хомячков, я стремительно полетел в кроличью нору, из которой человек никогда не возвращается целиком, и тут я снова проснулся.
Артем сидел рядом со мной на кровати и громко говорил. Громкая детская речь в четыре часа утра, когда мрак за окном особенно кромешен, а Гримпенская трясина у соседей сверху издает подчеркнуто жутковатые звуки, пикантна до колик. Я пригляделся. Сын не лунатил. Он явно проснулся и о чем-то оживленно рассуждал, не обращаясь ни к кому конкретно. Артем бормотал что-то про волков на скорой помощи, от которых он отбивал Цыпалетту, и, если бы не Мойдодыр, подаривший ему велосипед, им с Цыпалеттой было бы не уйти.
— Это он сон пересказывает, — пробурчала из-под моей подушки жена.
Спасибо тебе, дорогая. Спасибо за уточнение, а то мне с непривычки показалось, будто это спойлеры из «Мажора 4». Вот если бы ты минут на пять пораньше предупредила меня о том, что наш ребенок теперь практикует подобное, это бы точно не повредило моим десяти тысячам ныне мертвым нервным клеткам, из которых в моей близкой старости каждая будет на счету.
Артем закончил выступление и рухнул обратно. Я же еще долго не мог заснуть.
Я ворочался, думая о том, что уже давно пора купить ребенку велосипед. Неужели я хуже какого-то постороннего Мойдодыра.