Автор: Наринэ Абгарян, писатель
В Москве книги Наринэ можно купить: в книжном магазине «Москва» / в Московском Доме Книги / в «Библио-Глобусе» на МясницкойСША: здесь Великобритания: Книжный магазин «Русский мир» Украина: Книгоград и БукшопБеларусь: oz.byИмеется в наличии в следующих интернет-магазинах: www.ozon.ru / www.labirint.ru
Фотография Alicja Rodzik
Родители уехали, оставив в сердце дыру с себя. Прикрыла руками, сижу, смотрю в глаза ночному городу.
Что он, город, знает обо мне, о нас. Ровным счётом ничего. Вот она, моя квартира, одна из миллионов таких же. Если заглянуть внутрь — ничего особенного: кухня, гостиная, две спальни, застеклённая лоджия, пол которой заставлен коробками с фруктами — яблоки, виноград, гранаты, манго, киви. Это я попросила мужа купить два пучка тархуна. Больше ничего не надо? — уточнил он. Больше ничего! — ответила я. Приволок багажник фруктов. И ни одного стебелька зелени. Я не удивилась, не первый год с ним живу, а папа напрягся. Жена, говорит, собирайся, уезжаем, нет сил смотреть, как наш-зять-золото разоряется, покупая нам тархун. Теперь не папа наш-зять-золото, а муж его дочери. Почётное переходящее звание.
В углу лоджии выстроились в ряд три десятка банок с аджикой. В эмалированной кастрюле дозрела солёная капуста — со свеклой, чесноком, петрушкой и морковкой, поднимешь крышку — пахнет так, аж слюнки текут. Выставила на стол, изошлась на нервы — понравится родителям или нет? Законное соленье! — одобрил папа. «Законное» — высшая похвала, на которую он способен. Ходила, выпятив грудь так, словно обмотана прадедовским патронташем. Только вместо пуль медали. И на каждой гравировка: «Старшая дочь Пашоянц Юрика, мастер по соленью капусты по-бердски».
Лоджия квартиры — мультяшная копия погреба моего детства. Была бы возможность, я бы прорыла в углу картофельную яму, а вдоль стенок поставила полки, на которых дозревала бы айва и зимние яблоки. На крючках висели бы пучки сушёной зелени, с потолка свисали гроздья винограда и початки кукурузы. И обязательно стоял бы деревянный ларь, где я хранила бы ситцевые и холщовые мешочки с сухофруктами и орехами. Будь на то моя воля, я бы там еще мангал поставила, чтобы как в фильме «Когда приходит сентябрь» жарить шашлык и угощать им пожарников. Мясо замаринует сын, дед его научил. Вот вы знаете, что баранина не любит специи? Всё, что ей нужно — каменная соль. Это свинина-говядина просят всякий сушёный майоран-тимьян и прочий лук полукольцами, а баранину присолил, оставил на часок-другой — и можно готовить. Москва, наверное, слушает меня и вздыхает — ох уж эти армяне!
Мегаполисам тяжело с нами. Знакомая, сто лет проживающая на Манхеттене, недавно попросила у меня рецепт сали. Где, спрашиваю, печь будешь, в микроволновке? Что-нибудь придумаю, говорит. Прислала фотографию: посреди изысканного минимализма, на фарфоровой веджвудовской тарелочке — несколько обгоревших лепёшек. Ох уж эти армяне, думает Нью-Йорк, заглядывая в окна моей знакомой. Ох уж эти армяне, вторит ей Москва, заглядывая в мои окна.
За несколько дней папа многое успел — погулял по местам боевой молодости, наведался в общежитие, заглянул в ЦНИИ стоматологии и челюстно-лицевой хирургии. Коллег-знакомых можно на пальцах одной руки пересчитать, кто-то уехал, кого-то уже нет. Папа переживал-переживал, молчал-молчал.
Он помнит Москву такой, какой она была в годы его студенческой молодости. Потому ходит по центру, выискивает сохранившиеся осколки мозаики, собирает в единое целое. Не склеивается прошлое, не складывается. И Лермонтовскую переименовали, расстраивается папа, чем им Лермонтов не угодил?
На Новодевичьем долго простоял у могилы Смоктуновского. Покачал головой. Если ТАКИЕ люди умирают, чего нам смерти бояться!
Всё это враки, что чувство ответственности делает нас сильнее. Когда родителям по семьдесят, ты беспомощен, как трёхлетний ребёнок. Они маленькие, и ты маленький. Ходите рядышком, держитесь за руки. Панически боитесь отпустить.
Вчера они уехали, оставив в сердце дыру с себя. Прикрыла руками, убаюкиваю боль.
Люблю. Люблю.