АВТОР: НАРИНЭ АБГАРЯН, ПИСАТЕЛЬ
В МОСКВЕ КНИГИ НАРИНЭ МОЖНО КУПИТЬ: В КНИЖНОМ МАГАЗИНЕ «МОСКВА» / В МОСКОВСКОМ ДОМЕ КНИГИ / В «БИБЛИО-ГЛОБУСЕ» НА МЯСНИЦКОЙСША: ЗДЕСЬ ВЕЛИКОБРИТАНИЯ: КНИЖНЫЙ МАГАЗИН «РУССКИЙ МИР» УКРАИНА: КНИГОГРАД И БУКШОПБЕЛАРУСЬ: OZ.BYИМЕЕТСЯ В НАЛИЧИИ В СЛЕДУЮЩИХ ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНАХ: WWW.OZON.RU / WWW.LABIRINT.RU
ФОТОГРАФИЯ: ALICJA RODZIK
Однажды, когда война чуть приутихла, и в Берд стали привозить продукты из большого мира, мамина коллега получила зарплату и немедленно спустила её на продукты. Денег хватило на три баночки тихоокеанской сайры, несколько пачек макарон и — фантастическое везение — два шоколадных батончика «Марс», которые до этого бердцам доводилось видеть только в телевизионной рекламе.
И мамина коллега несла продукты домой и представляла, как аккуратно разделит эти два сказочных батончика на восемь частей, каждый на четыре кусочка, и угостит детей (два мальчика и девочка), мужа, свёкра, свекровь и старенькую прасвекровь.
Она не думала о том, как трудно выживать в блокадной стране учителю и инженеру, на попечении которых беспомощные дети и старики. Что в выходные снова выезжать на загородный участок — поливать картошку и собирать зелёную фасоль, и бог с ней, с тяжёлой работой, главное, чтобы не стреляли. Что в следующую субботу ей выбираться рейсовым автобусом в Ереван — шесть часов дороги в один конец, чтобы на бангладешской барахолке закупиться дешёвой косметикой. Племянник арендовал крохотный закут в бывшем доме культуры, чинил кипятильники и кофеварки, заодно тётин товар реализовал. Денег на перепродаже косметики выручали совсем мало, но что поделаешь. Они и спасали, эти деньги и урожай, собранный с огорода и участка.
— Никогда не унывай,— любила повторять старенькая прасвекровь, пережившая геноцид и обе мировые войны, а теперь ещё и третью войну заставшая,— главное, дочка, никогда не унывай. И не прекращай разговаривать с Господом, он всегда рядом, он — единственный, кто всегда услышит тебя.
И мамина коллега старалась не унывать. Она несла своей семье шоколадные батончики и благодарила Бога за эту благословенную возможность. А ещё она думала о заповедях — не укради, не возжелай, не убий. И радовалась тому, до чего они ладные, правильные и непреложные.
Но вдруг посреди этого благостного диалога о божественном она подумала, что было бы здорово приберечь второй шоколадный батончик на завтра. Конечно, в этом случае каждому достанется по крохотному лепесточку сладкого, ну и ладно, зато счастье можно будет растянуть на два дня. Чтобы шоколад не нашли вездесущие дети, мамина коллега решила спрятать его не дома. Прокравшись на задний двор, она вытащила из сумки «Марс» и сунула под дождевую бочку, решив перепрятать позже.
Накормив семью макаронами с сайрой и разделив на всех один батончик (себе кусочек выделять не стала — пусть остальным чуть больше достанется), она выскользнула из дома, извлекла из-под дождевой бочки второй батончик и понесла перепрятывать его в погреб.
Но дочка выбежала следом и настигла её на пороге погреба. Она повисла на матери, требуя показать, что та прячет в кармане. И мать стряхнул её с себя, грубо оттолкнула и захлопнула дверь погреба. Дочь стучала, требовала открыть, вопила — мама, что ты прячешь, может, ты что-то там ешь!!! А мать мало того, что задвинула щеколду, так зачем-то ещё подперла дверь спиной, и внезапно у неё помутился рассудок, потому что она сделала такое, чего никогда о себе не могла вообразить: она разодрала зубами обёртку и буквально сожрала этот несчастный «Марс». К тому времени к погребу прибежали сыновья, они тоже ломились в дверь и требовали открыть, а она давилась шоколадом и прикидывала в уме, как давно не ела так, чтобы наесться и уснуть на полный желудок, и высчитав — ужаснулась: семь лет голода, холода, обездоленности и беспросветной нищеты.
— И ты знаешь, Надя, мне не стыдно. Мне совсем не стыдно, что я съела этот шоколад. Я ведь, Надя, его заслужила, — рассказывала мамина коллега, утирая слёзы рукавом заношенного платья. Оно когда-то было очень красивым, это платье: цвета топлёного молока, с черными кружевными манжетами, воротник стоечкой, шесть пуговок в два ряда на груди. Она лет двадцать в нём проходила. На другое платье денег так и не смогла накопить.
Каждый раз, когда наступают эти долгожданные зимние праздники, и мы накрываем обильные столы и наряжаем ёлки, и верим, что уж этот год точно будет лучше, чем предыдущий, я вспоминаю о дарах, которые мне приносили волхвы.
Я вспоминаю мою прекрасную учительницу молодой и красивой, в шерстяном, цвета топлёного молока, платье и в ладных лодочках на невысоком каблуке. Она протягивает мне яблоко — на уроке у меня от голода закружилась голова, она вытащила из сумки яблоко и стояла над душой, пока я его не съела.
Я вспоминаю, как однажды мама вынесла из учительской (был чей-то юбилей) густо припорошенный сахарной пудрой, начинённый воздушным кремом эклер и радостным шёпотом сообщила, что он мой, потому что кто-то отказался от своей порции. И я с невообразимым наслаждением этот эклер съела, удивляясь, как можно было от такой роскоши в голодный год отказаться, и только потом, спустя время, сообразила, что мама мне свою порцию отдала.
Я вспоминаю, как в нашей семье случились тяжёлые годы, денег было совсем мало, иногда не было вовсе, и мой семилетний сын, которому я ежедневно выдавала двадцать рублей на школьный завтрак, умудрился по копеечке сэкономить и однажды принёс нам большую коробку шоколадных конфет, и мы стояли на балконе, грелись солнцем, улыбались этому огромному чудесному городу, ели шоколад и верили, что всё непременно будет хорошо.