Автор: Саша Паис, автор блога журнала Понарошку
Фотография: Leah Zawadzki
Мои дети сами по себе не делают меня спокойней, но я учусь вместе с ними каждый день.
Думала, что спокойный человек и меня трудно вывести из себя. Но вот я бросаю детский горшок в стену (пустой).
Думала, что никогда не паникую и мало чего боюсь. Но слушаю детское дыхание ночью пять с половиной лет, во время болезней цепенею внутри и функционирую на автомате.
Думала, что не раздражаюсь из-за мелочей. Но тут оказывается, что яблочко не надо было резать (тридцать восемь секунд назад надо было) и у меня в голове начинают бегать красные человечки.
Думала, что не ревнивая. Но младшей дочке нужно непременно лечь спать (поесть, искупаться) только с папой и она кричит “Мама, уходи!” — я чуть не плачу.
Думала, что люблю спать, но могу обойтись и соображать после бессонной ночи, как в студенчестве. Но когда не высплюсь, отвечаю на вопросы про себя, забывая произнести ответ, туплю, все время расстраиваюсь и злюсь.
Столько открытий приготовило материнство. До 23 лет я считала себя флегматичным и относительно гармоничным человеком. Оказалось, я тот еще псих.
Со мной случилось то же, что и со многими молодыми родителями: появление ребенка вскрыло эмоциональную незрелость, тревогу, страхи.
Когда родилась старшая дочка, я поначалу расслабилась: ребенок достался покладистый, здоровый, с хорошим аппетитом, любитель поспать. Поводов нервничать было минимум. Но в дочкиных два с половиной года, когда у сладенького пухлячка появилось собственное мнение, а у меня токсикоз первого триместра, ммм, тут началось.
Было так страшно увидеть, что все не работает, что я оказалась не готова, и так трудно принять это.
Стоишь на одном месте и строишь вокруг себя колодец. Сорвалась на крик и манипуляции — раз кирпичик, грызешь себя за это — два кирпичик, на нервной почве снова гаркнула — еще один, поедаешь себя пуще прежнего — еще и еще. А ребенок остается снаружи.
Признаться, я не могу точно описать, как из этого выбралась и выбралась ли до конца. Но статьи с книгами дают накопительный эффект, я разбираюсь в себе потихоньку, общаюсь с такими же психами (привет!), мозг развивается. И дети помогают.
Нет, они сами по себе не делают меня спокойней. Еда на полу, испорченный крем, дерущиеся порой по сто раз в день дети, которых невозможно быстро собрать на прогулку или куда-либо, требования, укусы и щипки, вопли, сопли и мои реакции на это все только обнажают мои “недоразвитые” места.
Никто не пытается меня извести, вывести из себя, расстроить — они просто стихийные, а я не всегда успеваю.
И я сама часто источник детских настроений и поступков: недообщалась, не уделила качественного времени — получаю бурю.
Я это осознаю и развиваюсь как могу. Процесс местами болезненный и раздражающий, порой хочется лечь полежать на дно океана. Только это не стыдно, как я думала раньше, а нормально — это просто усталость. К тому же недавно выяснилось, что мы с детьми награждены высокой чувствительностью; я поняла, почему у каждой из нас уходит столько эмоциональных сил на простые вещи, и стала это учитывать.
Все сводится к тысячу раз написанному: любить, принимать, сочувствовать, терпеть, анализировать себя и детей (именно в таком порядке) и сохранять способность посмеяться над собой, известной метательницей горшков.
Когда злюсь, говорю об этом детям сразу, а не жду, пока крышечку чайника сорвет.
Когда боюсь, говорю мужу, и мы боимся вместе (или не боимся). Когда раздражаюсь, стараюсь понять, откуда ноги растут, не из яблока же. Ревновать перестала. Ну правда, что плохого, если папа помоет попу? Когда мало сплю, знаю чего от себя ждать, и принимаю меры: контрастный душ, кофе, отдых с детьми днем.
Я отстраняюсь иногда и понимаю, что у меня прекрасные дети, и они растут такими, несмотря на мои недостатки. Они не только давят на мои слабые места, но и показывают, в чем я сильна.
Они ведь не только дерутся, но и утешают друг друга, стараются не шуметь, если одна из них спит, делятся ценным, часто признаются друг другу в любви, обнимаются, хохочут, и все то же проделывают со мной и папой.
Недавно ложимся спать, младшая буянит, злится на меня, щипается, кусается и я отправляю ее остыть в другую комнату. Мне больно, обидно, и не охота вести переговоры. “Она сделала тебе больно, ты сердишься. Но не говори с ней так строго, она еще больше загрустит. Пойди возьми ее на ручки” — сонным голосом из-под одеяла вещает старшая дочка. Ей всего пять лет.