Слово «лето» в переводе с греческого – хорошая погода. Летом каждый день одно и то же: высокое синее небо, звонкий солнечный свет, банная жара, никакого разнообразия. Зимой интереснее. Пейзаж оживляют дожди, а когда и снег; небо то пунцовое, то в серо-белую полоску, то розовое, как пастила.
Сегодня солнечно, но облака белые и холодные, как пломбир. Соседская кавказская овчарка разлеглась, разделившись на два объемных пуховых холма. Одной половиной она остужается в тени, а другой плавится на солнце: такое ассорти удовольствий доступно только в зиму.
– Зимой баклажаны вкуснее, – говорит Сотирия, торговка овощами.
– Это почему еще?
– Потому что зимой лучше аппетит.
Каждую пятницу встречаю на рынке нашего англичанина, господина Филиппа. Когда мы договаривались о времени уроков, он сразу предупредил: в пятницу не может. «У меня – агора».
Мистер Филипп поздравляет меня с хорошей погодой. Всю предыдущуюнеделю лили дожди. Поскольку мистер Филипп ходит пешком, такая метео-ситуация его порядком утомила.
– У нас в Англии, если дождь, то к нему прилагается ветер. – начинает смолл-толк мистер Филипп. – Поэтому я отвык брать с собой зонт – все равно сломается.
– Что же вы делаете, если у вас нет зонта?
Мистер Филипп не понимает вопроса. С любопыством склоняет голову набок, как ученая птица.
– Ну, во время дождя?
– Ничего не делаю, – отвечает мистер Филипп. – Просто я все время мокрый.
Прокопий пьет вино и философствует:
– Как работает закон в Греции? Очень просто. Я щас объясню. Вот приняли закон о том, чтобы не курить в тавернах. Иии?! Никого это не волнует! Почему? По той простой причине, что все продолжают курить в тавернах.
Каждая фраза относит Прокопия назад, как щепку во время отлива. По окончании фразы наступает штиль. Затем Прокопия приливом, знакомым всем прямоходящим, возвращает обратно в гавань.
– Как ты думаешь, зачем древние придумали венки? – спрашивает он, отклоняясь от оси «игрек» примерно на 30 градусов. – От похмелья! Чтобы голова не болела, ее надо перевязывать, вот они они и ходили в венках все время!
– Вуаля! – кричит Эраст, торгующий овощами. – Вуаля брокколи по одному евро!
– Как дела? – озабоченно спрашивает Эраста пожилая дама, (черты ее лица не разобрать, потерялись в лабиринте морщин). – Как дети?
Эраст широко раскидывает руки и благодарно смотрит в небо.
– У меня нет детей!
Дама не отступает.
– А коты… коты у тебя есть?
– Нет!
– А собачка? – в голосе дамы дотлевает последняя надежда.
– И собачки нет.
– Значит, у тебя есть главное, что нужно человеку – покой.
Судя по печальному лицу дамы, в ее жизни есть избыток всего, кроме главного.
Эраст кладет ей порей, редис,картошку. Петрушка в подарок. Но дама все равно немножечко грустит. Эраст пытается ее утешить:
– Погодите, вспомнил! У моего соседа есть собака. Вернее – даже несколько собак!
Сделав покупки, возвращаюсь назад. Прохожу мимо Прокопия. Амплитуда его колебаний значительно увеличилась. К раскачиваниям добавилась новая яркая дискурсивная деталь: активное дирижирование правой рукой, с зажатой в нее сигаретой.
– Девушка, – обращается он к молоденькой покупательнице, одетой в модную в этом году зеленую куртку с капюшоном с розовой опушкой, которая делает ее похожей на цветущую опунцию. – Вернее, что я говорю? Какая ты девушка? Ты же кукла! Сколько тебе лет?
– 17, — отвечает «кукла».
– Дааа… прекрасный возраст. Не то, что я. Пора под мрамор – помирать.
– Но зато у вас есть жизненный опыт, – безжалостно спокойно говорит девушка, принимая сардины у помощницы Прокопия Ирини.
– Э, опыт… да зачем он людям нужен? Только для того, чтобы не делать новых ошибок, а повторять старые!
Девушка пожимает плечами и уходит.
Прокопий затягивается потухшей сигаретой. Выбрасывает ее. И сообщает Ирини, которая стоит спиной к нему и чистит проданного лаврака:
– Насчет Бога не знаю, а бессмертие есть.
Ирини вопросительно оборачивается, держа в руках нож, блестящий от налепившейся на него чешуи.
– Да! Юность – это бессмертие. Жалко только, что оно такое маленькое. И никто не успевает это вовремя понять.