Автор: Лёля Тарасевич
Фотография: Alicja Brodowicz
Есть у Матвея странная привычка, смешная и раздражающая одновременно. Он, плохо запоминая стихи, обладает какой-то феноменальной памятью на… недовольства.
То есть, стоит мне или кому-то из родственников озвучить несогласие с природой, коммунальными службами или дорожной обстановкой, как Матвей тут как тут. Мотает на ус, включает впитывающий разум. Вот это банальное — как губка. И через неделю, выйдя на улицу, выдаёт:
— Завалы не расчищены. Вот куда жители должны автомобили ставить? Да ещё и при том, что вообще в доме парковочные места не предусмотрены?!
И хмурит брови. Только седины на висках не хватает и палочки — будет вылитый Старый Дед. Очень смешно выглядит.
Причём интонации и лексикон он воспроизводит мастерски, так что сразу понятно, в кого он нынче перевоплотился.
— Нет, ну что, пешеходы не понимают, что в этом месте проезжую часть переходить нельзя? Это опасно для жизни, слепые зоны, у машины большой тормозной путь… — это папа.
Потому что если пошла речь про «как олени табунами под колёса», то это уже дедушка.
Там я и себя часто вижу, и весь семейный калейдоскоп: бабушки-прабабушки. У нас дома свой собственный Билли Миллиган, не иначе (если не смотрели-не читали, та ещё история про расщепление личности!)
Все мы хохочем от души, но пора бы уже и честь знать. Харэ, в смысле, остановись! Но он не останавливается и прямым ходом шарашит в пессимисты.
Я готова принимать сына любым. Интровертом, даже обожая сама общение и веселье. Высокочувствительным, хотя сложно. Сильным и слабым, добрым и злым, честным и не всегда.
Но ещё и пессимистом?! Нет, увольте! Это ж ещё 12 лет до его совершеннолетия — под одной крышей с вечно нудящим мальчиком, подростком, юношей… бррр, страшный сон!
А ведь все мы, родители, бабушки-дедушки, не только жалуемся на погоду или ругаем жкх. Мы ещё шутим, восхищаемся, хохочем, радуемся, трепещем и дышим полной грудью. В кого этот, спрашивается? Почему только гундёж запоминает?
Теперь приходится следить за речью, восторгаться даже там, где не хочется, идти по грязно-снежным лужам в хлюпающем ботинке и чеширить во все 32 пломбированных зуба. Но, блин, не работает! Он начал генерировать свои темы, а не только повторять наши.
Вчера, например, по парку на лыжах катимся, погодка сказочная, день удачный, впереди любимое кафе и безмятежный вечер. Смеркается, включают фонари, и их ещё неяркий свет сквозь еловые лапы даже не отбрасывает теней. Красотаааа….
И тут сзади, без предупреждения, сварливо и шамкая вставной челюстью:
— Почему фонари такие маленькие? Они же ничего не осветят ночью! Какой инженер их только проектировал? Бу-бу-бу… Бу-бу-бу…
И я не выдерживаю. Поворачиваюсь. И на весь лес импровизирую:
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Сегодня новый выпуск нашей программы Старый Дед. Тема передачи: фонари!
И дальше также сварливо и шамкая:
— Почему фонари такие маленькие? Они же ничего не осветят ночью! Какой инженер их только проектировал? Бу-бу-бу… Бу-бу-бу…
Матвей хохочет так, что падает в снег.
— Мама, давай ещё!
— Тему для следующего выпуска придумай!
Придумал… Про желтый снег по обочинам. Ну и ладно, я не гордая, могу про желтый снег:
— Что это за собаки, ходють да ходють, гадят да гадят, пусть внутрь себя гадят, а не на снег, детям уже и по сугробам полазать нельзя, получается…
— А теперь про короткие дни зимой!
— Да что ж это такое: в феврале и зима! Кто такую ерунду выдумал? Где это вообще видано? Дни короткие, ночи длинные. Ещё и фонари маленькие, ничего не освещают. В Африку надо переехать, на Мадагаскар, где вечное лето!
Матвей бьется в истерическом припадке. Мимо проходящие лыжники тоже. Тихонько вызывают скорую из психушки и сочувственно вглядываются сыну в глаза.
— Вот и подошла к концу наша радиопередача Старый Дед. Следующий выпуск прямиком с острова Мадагаскара. А на этом мы прощаемся с вами, дорогие радиослушатели, до новых встреч!
Слёзы вытерли, икать перестали, пошли домой.
— Свет фонарей сквозь еловые ветки красиво, да, мам? И теней не отбрасывает ещё…
Я не дам тебе стать пессимистом, сын! Я буду устраивать клоунады, петь песни в расческу, рассказывать стихи с табуретки, хлюпать по лужам даже без обуви, чаще улыбаться ничему, наполнять стаканы до середины и учить, что они наполовину полные. Слышишь, полные?!
Я просто не дам тебе шанса стать вечным диктором программы Старый Дед. Потому что от неё хочется смеяться только первые полчаса. А потом захочется плакать.