Она сказала: «Только в Тунисе я поняла, что готова иметь детей».
Мы сидели в ресторане в Ла-Гулет. Двое мужчин и две женщины, очень тихо и респектабельно, светски беседовали ни о чем, как обычно делают малознакомые, но расположенные друг к другу люди. А за соседним столиком что-то обсуждала большая семья, самому младшему члену которой был едва ли год.
Нам принесли рыбу – огромную, красивую, прямо с головой и хвостом. И бутылку вина в ведре со льдом, тоже огромном и очень блестящем. Мальчишка чуть не выпал из своего стульчика, так хотел рассмотреть эти удивительные вещи. Его подхватили, потрепали по волосам, отвлекли, рассмешили, громкое детское недовольство растворилось в семейном разговоре.
– Здорово, что сейчас с детьми можно везде, – сказала я, просто чтобы что-то сказать. – У нас в России это долго было не принято. В рестораны ходили только взрослые.
– У нас в Швеции тоже так было, – ответила моя собеседница. – До Туниса я думала, что мне придется сидеть дома, пока мои дети не вырастут. Этот было бы ужасно. А тут такое никому в голову не придет.
У нее четверо детей, два сына и две дочери. Все они родились в Магрибе, где редко было спокойно, часто – некомфортно, где их отец работал почти без выходных, а матери порой и поговорить-то было не с кем, пока она не выучила арабский.
Перспектива растить детей в чужой стране пугала ее меньше, чем возможность быть шведской мамой, выходящей из дома если не во двор, то в Скансен или Грёна Лунд.
Из Швеции она уехала почти сорок лет назад.
И сейчас там тоже все не так.
Она снова посмотрела на семью за соседним столиком и вздохнула:
– Всё-таки зря они так делают.
Перехватила мой удивленный взгляд и объяснила:
– Курят за столом.