19 сентября 2019

Свет

Если к ней являлся внук, то она, как пифия, заранее знала, что ей скажут...
Свет
88

Автор: Екатерина Федорова

Фотография: Евгения Валла


Рылась в старом блокноте в поисках яблочного пирога, а наткнулась на историю, записанную тут же, под рецептом. Я и забыла, что этот рецепт достался мне от тети Элени, а ей – от ее бабушки Фоту, константинопольской гречанки, бежавшей в Афины после Малоазийской катастрофы. Во время бегства в море пропал ее младший сын, остальных детей она сумела спасти. Элени рассказвала, что бабушка Фоту была миниатюрная и тихая, как фарфоровая фигурка на камине. А дедушка Кузьма наоборот: голос – медная труба и отвязный обжора, воистину Гаргантюа. Летом после каждого обеда он один съедал крупный арбуз, в то время как бабушка всю жизнь ела с кофейного блюдца. Единственное пищевое наслаждение, которое она себе позволяла, - это утренняя чашка кофе с двумя смирнейскими рогаликами. Поэтому, когда к ней приходили внуки, они дарили ей эти рогалики, к которым она привыкла в молодости, - вкусным, заплетенным косичкой. И еще жирную и мягкую, как масло, фету.

Когда ее навещали внуки, она командовала:
- Пойте колядки!
- Так сейчас же не Святки, бабушка!
- Неважно. Зато у меня сейчас есть деньги! Пойте, кому говорят! Ну?

Несмотря на ее тихий голос, убеждать Фоту умела. Внуки пели колядки, даже если на дворе стояло лето.

Большую часть времени она проводила на кухне. Каждый день готовила несколько блюд: по количеству домочадцев. Одному – макароны с фаршем, второму – баклажановые «башмачки» под соусом «бешамель», третьему – свежие сардины с орегано и чесноком, четвертому – кефтедес в пряном томатном соусе. По субботам они с дедушкой, уже будучи сильно пожилыми, ходили танцевать вальс и танго на набережной, где летом играл живой оркестр. Бабушкина макушка едва доставала деду до подмышки. Он умер первый, а Фоту (ее имя означает «свет») дожила до ста семи лет, несмотря на то, что ежедневно курила по две пачки сигарет без фильтра и выпивала за своим невесомым обедом графинчик узо. Когда ее сокрушила немощь, она целыми днями просиживала нога на ногу в кресле-качалке, читая газету через лупу. Ум сохранила ясный. Если к ней являлся внук, то она, как пифия, заранее знала, что ей скажут.

- Пришел? Садись. Что хочешь? Погоди. Не говори, дай сама догадаюсь. Не морщинами же моими любоваться. Наверняка тебе деньги нужны. Но зачем? Раз ко мне, значит, отцу и матери говорить не хочешь... Ага... Стало быть, у тебя появилась девушка! Ну что ж, малыш, любовь - дело хорошее.

И тянулась за кошельком.
- Только отцу своему не проговорись... Опять кричать будет. Весь в деда.
Когда она умерла, горя не было, только траур. И дело не в том, что бабушка пережила свой век. Элени объяснила так: «Понимаешь, у нее была сладкая смерть». Кстати, на поминках подавали смирнейские рогалики и кофе, – вовсе не потому, что это обычный поминальный греческий стол, но в память о Фоту, которая их любила.