Автор: Лёля Тарасевич, мама и психолог
Фотография: Katerina Apel
Несколько лет назад я сидела в большом зале, а на сцене некий маленький старичок с непроизносимой фамилией и забавным акцентом вещал о том, что детей не надо наказывать. Что можно жить без вот этих вечных одергиваний, криков, угроз, шлепков и отцовского ремня на гвозде, вбитом в стену. И еще про значение слова «наказание»: вообще, слово ведь про наказ, указ, объяснение и пример, как нужно поступать, - говорил он, - а не про кровавую расправу над некоторой частью ближайших родственников.
- Ну ладно, хорошо, про ремень согласна, - мысленно вела я диалог со старичком, не зная, что это сам Шалва Амоношвили и вообще я еще внукам буду рассказывать, что была на его выступлении, - Про шлепки даже согласна, но вот чтобы ВООБЩЕ без наказаний… Это, может, какая другая мама может, но точно не я. У той мамы нимб, наверное, на макушку давит и натирает ей мозольку, если головой крутить слишком сильно. А я не такая. Без нимба я. Обыкновенная.
И вот вчера оглянулась и не смогла вспомнить, когда я последний раз наказывала ребенка. На этой неделе ни разу. И в прошлом месяце не было. Ни прошедшим летом, ни весной. Год точно, может, и два.
У меня не возникает желания или надобности отправлять сына в комнату на «подумать над своим поведением» на положенные какими-то законами минуты в соответствии с возрастом. О чем он там будет думать эти отведенные семь минут? И как мне их засекать: на глазок или с секундомером у двери? Эту дверь держать плечом, если он вдруг захочет выйти, или сразу повесить амбарный замок на детскую?
Физические способы мы отмели еще в раннем детстве. Ни папа, ни, боже упаси, бабушки-дедушки даже и не думали поднять на ребенка руку, а вот я один раз так сильно испугалась за то, что двухлетка выбежал на проезжую часть, что подняла его за шиворот и кааак всыпала. А на другой день разозлилась еще на что-то и тоже шлепнула. Через неделю обнаружила, что количество раз, когда я злюсь\пугаюсь\тревожусь об ребенка растет в геометрической прогрессии, и очень испугалась уже не за проезжую часть, а за наши отношения. Решила покамест больше руки об сына не оббивать, а вскоре и вообще привыкла. Сейчас даже мысли не возникает.
Ну как еще можно было бы наказать, раз не побоями и не запиранием в темном чулане? Ах да, не разговаривать, например. Молчать и делать вид, что в моей семье на одного белобрысого мальчика стало меньше. Очень действенный способ, надо сказать. Очень действует ребенку на нервы. Я по себе знаю, об меня тоже молчали в детстве. И я вывела кровью на своей детской душе, что сама так никогда и ни за что. Поклялась на закопанном во дворе секретике с цветочком под стеклышком. Пока клятву держу.
Ну еще можно в угол ставить. Но конкретно моего сына даже упоминание о данном виде взаимодействия очень смешит. Он искренне удивляется, потом обследует местность на наличие свободных углов, примиряет себя к одному из них и кричит мне оттуда:
- Мам, вот так это должно было бы выглядеть?
- Да, милый, именно так. Только вид у тебя должен быть виноватый, плечи опущены, улыбка закопана в руинах памяти на ближайшие пару лет.
- И какой в этом должен быть смысл? Что я тут должен делать, пока стою?
Увы, у меня не находится ответа на этот вопрос. Я в углу рисовала косичку на обоях гелевой ручкой. Тогда такие ручки только появились, и рисовать ими на стене было сплошное удовольствие. Сегодня я совсем не уверена, что мои обои и нервы выдержат испытание таким наказанием.
Короче, не нашла я подходящего вида экзекуций. Может, кто еще подскажет, конечно, но пока мы без них как-то справляемся. Да, именно справляемся, ведь никто не выдавал мне на складе по блату какого-то особенного ребенка, который никогда не балуется, ничего не ломает, не пачкает, не кричит, не злится, не дерется, всегда делает работу по дому и уроки в школе. Выдали как всем. Еще и без инструкции по применению и гарантийного талона, мол, не подойдет, испортится, выйдет из строя, мы вам поменяем. Неа, не поменяют, сам думай, что с ним делать и как взаимодействовать.
И вот какая штука. Без всех этих наказаний мой сын не стал безнаказанным. Нахальным, наглым, полагающим, что ему всё позволено. Скорее наоборот, он вдруг отзывается даже не на просьбу, а на намек о просьбе. Он чаще говорит «спасибо, как было вкусно, особенно котлеты», «пожалуйста, мне приятно тебе помочь». Кажется, я знаю, от кого он это услышал.
- Мам, ты не обиделась? А то я сначала пошутил, а потом подумал, что это могло прозвучать не очень того, этого… Не обиделась?
А я даже если и обиделась, то тут же и перестала. Какой смысл, если он уже всё сам понял? Я стою и думаю: точно бы была такая чуткость, если бы я реально обижалась? Порола, запирала в комнате и ставила в угол. И если бы даже он ее проявлял, она была бы искренней из глубины души или на уровне затылка, лишь бы не наподдали?
Что же мы такого особенного делали, что мирно сосуществуем столько времени?
Ну во-первых, устанавливали границы.
Вот я, мои желания, моё мнение, моё тело – и я точно знаю, что их надо уважать. Не кричать, если у меня болит голова, - я имею на это право в своем доме. Не висеть на мне, если я голодная, а лучше метнуться и сделать матери бутерброд. Я так считаю, у меня есть вот такие доводы, и раз ситуация касается меня, будь добр принимать это во внимание.
Вот ты, твои желания, твое мнение и твое тело. Я буду также относится ко всему твоему – уважительно, с пониманием и желанием помочь. Бутерброд точно метнусь сделаю, не переживай.
Во-вторых, мы узнавали причинно-следственные связи.
Кроме тебя и меня есть еще общество. Тут тоже свои правила, нам нужно их осмысливать и соблюдать. Поэтому если ты дерешься на детской площадке, я не буду бить тебя в ответ, но уведу тебя в эту же минуту домой. Это не наказание, это последствие – именно так и транслировала. Я не буду тебя обвинять, я с тобой поговорю, объясню, а если и в следующий раз не сработает, снова уведу. И буду уводить до тех пор, пока ты не поймешь, что бить лопаткой по башке другого ребенка кому-то может быть неприятно. В первую очередь, маме этого ребенка, как ни странно, а не ему самому.
Такие же последствия наступают, если ты разлил что-то, - вытри. Насорил – убери. Сломал – почини. Не можешь – купи на свои деньги новое. Я помогу: подскажу, где веник, подам тряпку, буду сидеть и смотреть, как ты склеиваешь разбитое, и подкину денег, если не хватит. Но ты точно знаешь, что такое последствия и кто несет их на себе.
Во-третьих, дома мы разговаривали.
Всегда. Обо всём. Так много, что у меня опухал язык и отваливались уши. Я не помню вопроса, который бы ты задал и не получил на него ответа. Даже если ты меня спрашивал про охотников за органами в шесть лет, ты получал ответ, а не отмазку «рано еще про такое знать». Тебе всегда было вовремя: про секс, про смерть, про войну, про психологию детей, про наш развод с твоим отцом. Детскими словами, простыми терминами, но всегда у тебя есть к кому прийти со своими вопросами.
Ах да, и еще про разговоры - я освоила технику я-сообщений вместо ты-обвинений. Реально работает и улучшает микроклимат в нашей личной Африке.
Ну и последнее. Всё возможно, если есть ресурс.
Какой именно ресурс?
Может быть, временной? Но я работающая и учащаяся мама со своими хобби, у меня не всегда есть этот время.
Тогда финансовый? Конечно, дорогостоящая няня и гувернер с английским акцентом воспитают детей вместо вас, но можно и без них.
Какой еще? Физический, чтобы держать себя в руках покрепче?
Короче говоря, нужен только один ресурс – вера в то, что это возможно и что это правильно. Что можно обходиться в семье без наказаний. Что можно спорить и не соглашаться другими способами. Что дети не становятся от этого распоясанными хулиганами, а наоборот, расцветают и открываются.
Как бы мне хотелось, чтобы этот ресурс был у каждого родителя!