Не так давно в Сети появился тренд – ретушируют старые черно-белые снимки, делая их цветными, наполняя красками и жизнью. И действительно, оживают лица молодых людей и девушек с фотографий, которые датируются сороковыми годами прошлого века. Вроде бы, обычные люди, такие же, как те, кого мы видим изо дня в день, смотрят на нас со старых карточек. Но если приглядеться, то есть существенное отличие – выражение лиц, серьезность и даже строгость во взгляде, и улыбки, как правило, сдержаны. Понятно, что мужчины всегда более суровы на фото, чем девушки. Но и в девушках на тех фотографиях военного и близкого послевоенного времени, тоже не заметно беспечности, присущей юности. И это очень легко понять – ведь их молодость пришлась на страшное военное время, и годы лишений и тягот стерли беспечность с их лиц. Слишком уж суровым и безжалостным были те дни…
Мой однокурсник Владимир рассказывал про свою бабушку Анну, молодость которой пришлась на военное время. Когда началась война, она осталась одна с двумя крохотными дочками, младшая из которых родилась в 1941 году. Грамотная, с сильным и решительным характером, Анна Ивановна была назначена на должность директора детского дома, который был создан в деревне Ояш под Новосибирском. И вот, всю работу, и женскую, и мужскую, взвалила она на себя. Из мужчин в деревне остались лишь двое инвалидов, не годных к строевой службе, они и помогали в сиротском хозяйстве в меру сил. А Анна Ивановна, оставив маленьких дочек в яслях, наравне с другими детьми, на попечение двух воспитательниц, прилагала нечеловеческие усилия, чтобы обеспечить сносный быт и защитить хрупкий покой вверенного ей беззащитного народа.
Она и колола дрова, и ездила с обрезом за продуктами в соседнее село, лихо правя колхозными лошадьми. А однажды даже отбилась от бандитов, решивших напасть посреди безлюдного снежного поля на беззащитную бабу с полным возком – Анна Ивановна везла продукты своим малышам. Бандиты погнались за ней, но женщина пальнула несколько раз из обреза в сторону преследователей, и отчаянно нахлестывая кнутом, погнала вперед коней. На счастье, ей удалось оторваться от грабителей, и доставить продукты туда, где ее ждали дети, и свои, и чужие – она не делала между ними разницы. Так ее дочки и подрастали в этом детском доме, и мама Владимира рассказывала, что с ранних лет помогала, неумело пытаясь ухаживать за младшими, пеленала их, помогала кормить, играла и заботилась, подражая своей маме. И всегда гордилась ею, красивой, храброй и честной. Анна Ивановна ни разу не воспользовалась своим служебным положением, и никогда не взяла в личное пользование ни одной государственной вещи. «Зато я здесь, а не в тюрьме, и мои дети – со мной!» - отвечала она тем, кто называл ее простофилей за ее «чрезмерную» щепетильность.
Да, страшными были годы войны, но и после ее окончания еще не скоро пришло облегчение женской доле. Мужчины, те, кто вернулись с фронта, занялись восстановлением порушенного хозяйства, работали с утра до позднего вечера. А обеспечивать быт, хлопотать о детях, беспокоиться о том, чем накормить близких при недостатке продуктов – по-прежнему была забота женщин, «слабого пола», и не было у них ни времени, ни возможности проявить какую-либо слабость…
Раиса Антоновна, мама моей одногруппницы Ангелины, поделилась воспоминаниями о своем детстве.
- Жили все в бараках, тесно было, а как сгорел барак – еле успели выскочить – да поселили нас в водоразборной будке, всю семью, так и поняли, что такое теснота. Так и жили – небольшой огородик, 2-3 грядки с картошкой, морковкой да свеклой, вот и весь урожай. Мама билась – трудилась все дни напролет, трое детей мал-мала, все время голодные, а еда –суп из овощей да жареная картошка. У отца была бронь, работал на заводе, так мама брала нас и на телеге ездили к нему на фабрику, там разрешали брать на топливо отходы, их называли «пыль» (ошметки от подметок, обрезки кожи), ими растапливали дома печку. Еще папа дома шил тапки из брака, который разрешали выносить с завода, а мама ездила с нами по селам, и меняла их на продукты. Все время заботы, чем кормить семью, во что одевать подрастающих детей, а еще работа , так что вечером падала с ног, чтобы наутро опять взвалить на себя тяжелую ношу. Мы, дети, всегда старались помочь ей, чем могли, но какая от нас была там помощь? Очень, очень тяжело жилось мамочке, - вздыхает Раиса Антоновна, - но она была очень добрая, набожная, часто я слышала, как она молилась за всех нас, и эта молитва всегда придавала ей сил.
А вот что осталось в памяти у Нины Яковлевны, мамы моей подруги Наташи.
- Родилась я в январе 1941 года. Что помню из детства? Помню, что трудно было, мама тяжело работала, с нами, мальцами, сидела баба Домка. Мама была грамотная, ее взяли на нефтебазу кладовщицей, работала днем и ночью, домой отпускали только ночевать. Потом перевели на слесаря-радиаторщика, там она получила травму глаза – попала искра –долго восстанавливалась. Поставили работать в столовой, в сельпо, потому что всем была известна мамина честность , и у начальства она пользовалась безграничным доверием, ей смело можно было поручить столь «хлебное» место. Там и проработала до 1948 года, а потом уже трудилась в лесничестве, занималась лесопосадками, была бригадиром, и вырастила со своей бригадой густой бор. Но это было уже через 10 лет после окончания войны, а если вспоминать военные и послевоенные годы, то тогда было очень тяжко, - вздыхает Нина Яковлевна.
Мама трудилась все дни напролет, и хорошо, что за нами следила баба Домка. Она собирала внуков, соседские дети прибегали, и бабушка пекла преснаки, их макали в сметану и ели. Корову держали, этим и спасались. Мы, дети, изо всех сил старались помогать нашим мамам – выходили в поле собирать колоски для колхозной скотины, рвали посконь, ворошили валки на сенокосе, а еще выискивали подгнившую картошку, несли домой, и мама варила ужин. Бабушка научила нас собирать слезун, саранки, лебеду, заправляла это молоком, вот и еда. Так и подняли нас баба Домка да мама, и хоть голодно было и трудно, а знали мы всегда, что дома нас ждут с любовью, и тоже любили наш дом, - улыбается Нина Яковлевна.
Вот еще подружка Ирина вспоминает рассказ своей мамы Лидии о детстве, выпавшем на годы войны.
- Жили в бараках, пол был глиняный, везде разложена полынь – от насекомых. Всех обстригали налысо, и мальчиков и девочек. Были бедны, как многие тогда, но дети не знали другой жизни и все было хорошо, пока не пришла пора идти в школу. Школа была в соседнем селе, и маленькую Лиду отдали жить к тетке, которая там жила. Но Лидушка очень тосковала в разлуке с мамой, и как-то ночью убежала домой, босиком по льду (была поздняя осень), а достигнув родного порога, побоялась постучаться – думала, будут ругать, почему бросила школу! Так и просидела всю ночь, дрожа, под окном. Утром ее обнаружила мама, побледнела, не сказала ни одного строгого слова. Согрела ребенка, и оставила дома. Но в школу все равно Лиде пришлось вернуться, а стремление быть рядом со своими близкими, трепетная любовь к семейному очагу осталась у нее на всю жизнь.
- Мамочка рассказывала, что они всегда помогали взрослым, работали изо всех сил, - вспоминает Иринка, - собирали подсолнухи, выбивали их, потом из них делали масло очень вкусное и давали и детям, с собой. Помогали в сборе зерна, за это им потом давали муку. Жали пшеницу, метали стога, переворачивали валки.
Когда Лида подросла, уже после войны, работала крановщиком, жили в общежитии, где было так холодно, что ночью вода в кружке превращалась в лед и волосы примерзали к подушке. И грелись, и спасались молодые горячим чаем – ужинали, запивая им хлеб. Было трудно, холодно и голодно, но была молодость и любовь – Лида вышла замуж и родила двух дочек, которых растила в большой любви, и, помня свой детский страх, никогда не оставляла одних.
Вот всего лишь несколько историй простых женщин, а сколько трудностей, сколько невзгод им пришлось вынести – на несколько жизней десятка человек бы хватило! И удивительно, достойно поклонения то, как в тяжелейшие, мрачные исторические времена , именно слабые, хрупкие женщины проявляют недюжинную силу и сберегают не только жизни, но и души всех своих близких…