Из Агиос-Стефаноса в Афины мы «спускаемся», выражаясь греческим языком, ныряем с высоты гор в чашу долины. Над Афинами густеет солнечный туман: из бесплотных бело-розовых тонов он утяжеляется до плотных клякс размазанного вишневого варенья. Громкий, жесткий, отливающий медью свет, от которого намокает футболка и закладывает уши.
На Патисион чернокожих больше, чем греков: полные женщины в цветастых платьях с танцующими попами, губастые дети, мужчины, плавные мышцы которых напоминают эрмитажных атлантов. Дрожат неоновые буквы вывески: стейк-хаус «Эврипид». Кондиционеры роняют на тротуары бледные тихие слезы.
Во всех трех залах таверны Ареса горит свет. Радио громко играет тихий фортепианный джаз. Господин Арес сидит за столом и, надев очки, читает книгу про императора Константина. На ухе у него висит голубая медицинская маска. Вечер воскресенья, но он один: в таверне ни души, если не считать толстой кошки Арестейи.
Арес несет заказ: звонкое от сталкивающихся в нем льдинок белое вино, пиво, фанту. Кстати, он сильно прихрамывает, как и его античный тезка.
– Историю Греции возродила Филики Этерия, тайное общество, находившееся в Одессе. Скуфас, Ксантос и Цакалоф. – рассказывает Арес. – Поэтому в нашей деревне было двенадцать Аристидисов, шесть Фемистоклов, Аристотель и пара-тройка Сократов.
– Что пишут? – киваю на книгу.
Арес молчит, отпивает пиво, гладит Арестейю, перевешивает маску с одного уха на другое.
– Не люблю империю, – признается он. – Сосредоточить деньги, власть в одних руках… Зачем? В конце концов будешь думать только об этом. Разве это жизнь...
Спросила, как идут дела.
– Открыты, однако, по сути, не работаем, – ответил Арес. – Готовим два блюда, и на следующий день съедаем их сами. Но! Стараемся плохое новое победить хорошим старым.
– Например?
– Например, в августе, как обычно, закроемся на три недели: отпуск.
Темнеет. Вечерний воздух – карамельный, прохладный, с приятной сырцой, как хорошо пропитанный торт из холодильника. Утихает жар афинского алхимического тигля, из которого выходят преображенными люди, вещи, времена. Пора возвращаться домой, «подниматься».
– Катерина, спрячь деньги! – строго остановил меня Арес, когда я попыталась заплатить. – Я же сказал: мы открыты, но не работаем.
– Ведь сложное время, – бормочу я, стесняясь и запихивая назад в сумку кошелек.
– Да, сложное, такая нам досталась жизнь. А пока люди живут – они бессмертны.