Фото на превью: Евгения Валла, идея: Елена Литвинова
«Дело близилось к Пасхе, а Джимми Лэнгтон всегда закрывал театр на Страстную». Агора работает и в страстную пятницу. Здесь литургия не прекращается, а стихает. Торговцы кричат, но деликатно, вполголоса; передвижная жаровня приехала, но стоит с конспиративно закрытыми ставнями. Компания собирается сбоку от нее, на раскладном столике – изрядное количество пустых банок из-под пива.
– Что, не жарите сегодня свининку? – спрашиваю у хозяина жаровни господина Михалиса.
– Как можно! – удивляется он вопросу. – сегодня самый строгий пост.
– А как же пиво? – киваю я на столик. – Так вино пить слишком жарко, – оправдывается Михалис.
***
У госпожи Гого лицо круглое, в приятную морщинистую сеточку, желтоватое, напоминающее сочный перезревший инжир.
– Я куплю у тебя картошки. – торжественно заявляет она Нектарию.
– Сколько килограммов? – Нектарий с готовностью выхватывает мешок.
– Ты клади, клади, – распоряжается Гого.
– Я скажу, когда мне хватит.
***
Госпожа Афродита рассказывает своей приятельнице Аспасии о пережитой ею драме.
– Ты не представляешь, Аспасия, как я плакала, – говорит она, волнуясь. – До слез!
***
Я заметила: лето всегда ждешь долго, а наступает оно внезапно. Вчера небо занесло пасмурной пылью, влажные облака подкисли и забродили, воздух знобило – неопределенно и противно. Ночью впервые в этом году запели сверчок и какая-то ночная птица: нежным меланхолическим сопрано, никакого сравнения с сангвиническими утренними колоратурами дроздов, – оказывается, это рождалась летняя жара. Сегодня утром грянуло +30, ветер стих, и запахло подогретым оливковым маслом.
Философ говорил: «Греческое ощущение, греческая мысль».
В мясных лавках – раскрытые, как рояли, ягнята, греческая трапеза. Белые струны ребер. Музыка праздника. Проходящая мимо женщина успокаивала кого-то по телефону: «Все в порядке. Успели. Барана я зарезервировала у Кондакиса».
Впервые я ушла с рынка, не сделав всех нужных мне покупок. Повышенный спрос опередил изобилие предложения и спровоцировал дефицит. Госпожа Элисавет увела у меня из-под носа три лучшие кочана крепкого листового салата, а госпожа Афродита забрала последние бодрые пучки укропа и аниса: ингредиенты пасхального супа из ягнячьих потрохов и зелени. Когда Аристофан писал: «Чашу заполни вином, потроха передай мне и сердце», он не шутил.
– Что будете готовить, Элисавет? Каково праздничное меню? – спросил Элисавет Апостол, взвешивая ей яблоки.
– Как обычно. В пасхальную ночь – магирица. Утром я испеку парочку сырных пирогов, куркути и пожарю кефтес – чтобы мужчины не скучали, пока барашек жарится на вертеле. Картошка с орегано в духовке, дзадзики, салат – словом, ничего особенного.
– Так. А на второй день?
– Ммм, что-нибудь полегче. Скажем кролика в белом вине.
– Видишь, как трудно жить в Греции, – подытожил Апостол.
– То есть?
– У нас даже кролики пьют!
Элисавет рассмеялась и протянула еще одну сумку:
– Дай-ка мне вот тех, бриллиантового цвета! Почем они?
– Понимаешь, я рассердился и решил отдать их даром, – ответил Апостол. – По 50 центов килограмм.
***
– Ты знаешь о его личной жизни? – сплетничали о ком-то Ставрос Якумакис и Менелай.
– Только то, что он был дважды женат. – пожимал плечами Менелай.
– Тогда ты ничего не знаешь! Он бросил Сциллу, но ушел к Харибде!
***
Обочины заросли полевыми цветами. Трава пошла волнами, как будто ее обняли полные руки Деметры, измяли шелк маков, пригнули густые зеленые колосья.
– Что в человеке человеческого? – спрашивал Манолис, занявший кафедру в отсутствие Прокопия. – Вот что в тебе человеческого? – обратился он к Апостолу, протягивая ему очередную банку пива.
– Не знаю. Что? – заинтересовался захмелевший Апостол.
– В человеке из человеческого только Божье!
Вероятно, человек устроен именно так, не знаю, но чудеса мира – те, что на земле, и Пасха из них – главное.