На детской площадке мамочка с тремя дочками. Все девочки детсадовского возраста. А у моего Артёма сейчас период Есенина. Он тихонько стоит в сторонке, гладит березу и шевелит губами. Так что у меня есть время понаблюдать за чужими детьми.
Внезапно самая юная малышка пошла на взлёт, но явно переборщила с форсажем. Всё положение ее тела говорило о том, что из этого пике она не выйдет. Так и случилось. Малышка приземлилась на фюзеляж и включила сирену. Мамочка бросилась к ней.
В этот момент остальные, на секунду осиротевшие дети, мгновенно сориентировались и бросились в разные стороны. Старшая девочка кинулась к выходу с детской площадки. Я метнулся следом.
— Не за этой! — крикнула мне мамочка, — за той!
И она указала мне направление. Средняя дочка бежала к урне, из которой призывно торчала всякая гадость, с явно читаемым намерением нырнуть туда рыбкой. Я подхватил девочку в прыжке.
— Артем! — заорал я Есенину, — лови ее!
Старшая девочка как раз поравнялась с ним. Артем отпустил березу и прыгнул, но девочка увернулась. Сына это не смутило, в полете он перегруппировался и в падении схватил беглянку за край куртки. Девочка продолжила движение, волоча за собой по асфальту Артема, то есть мой сын волочился за девочкой в буквальном смысле. И хотя она не остановилась, но сильно замедлилась: мамочка с сиреной младшей дочери на голове успела ее догнать и прижала к обочине.
Через минуту мы с мамочкой собрали всех дочек, утрамбовали двоих в коляску, а третью в велосипед, и они ушли обедать.
Я стоял, смотрел им вслед и мысленно крестил мамочку: я провёл в их жизни три минуты, а у меня по спине уже бежала струйка пота и ощутимо дёргался левый глаз.