Когда я ходила беременная и в нашей квартире еще регулярно собирались компании, кто-то из друзей разобрал бабушкину антресоль и притащил нам стопку пластинок Высоцкого. По домостроевскому музыкальному обычаю, принятому у нас в семье, все виниловые альбомы слушаются в строгой последовательности, по кругу. Если у нас появляется новая пластинка или сборник, они влезают вне очереди, но в следующий раз их можно поставить уже только на новом круге, как минимум через год, — пластинок у нас много. В доме родителей мужа, откуда он утащил эту традицию, такой метод прослушивания винила назывался Сопот: в честь популярного в СССР музыкального фестиваля. В общем, по правилу Сопота, четыре заключительных недели моей беременности я, не без удовольствия, провела на диете из песен Высоцкого. Дочери его хрипотца тоже пришлась по вкусу: как только включался проигрыватель, и я залипала на гипнотическое вращение лоснящегося диска, в животе немедленно начинались шевеления. Короче говоря, есть подозрение, что религия, которую Валя придумала себе в свои пять лет, родом из одной известной песенки Владимира Семеновича.
Дело в том, что моя дочь верит, что мы, «отдав концы, не умираем насовсем». И верит в это так искренне и убежденно, что не удивлюсь, если в ближайшее время поклонников видоизмененного индуизма в нашем окружении сильно прибавится.
Двухлетний мальчик осваивает беговел на детской площадке.
— Мама, купишь мне потом такой? – просит Валя.
— Да зачем тебе, ты же большая, на велосипеде уже катаешься, — возражаю я.
— Ну я и говорю, потом, когда я снова стану маленькая, жизнь же идет по кругу! — объясняет Валя с видом "мам, ты чего тупишь".
На днях дочь отправилась к соседям по даче в гости. А у них там пруд, засаженный карасями. Дедушка подружки ловит карасиков сачком, сажает в банки и раздает детям. Валя приходит с банкой вечером довольная, а там какие-то рыбьи похороны: два карася болтаются в лепестках шиповника, причем лепестки выглядят заметно свежее рыб.
— Смотри, мама, — говорит Валя, демонстрируя мне полудохлых карасей. — Я их поженила.
— Может, выпустим обратно в пруд? – предлагаю я, которая даже комаров старается не убивать, а смахивать, дабы не впадать в мизогинию.
— Давай потом? – говорит Валенсия. – Вот когда они будут потихонечку умирать, тогда мы их и отпустим.
Мы стоим у калитки нашего участка. Мимо проходит пожилая соседка, слышит наш разговор и говорит:
— Какая жестокая у вас девочка растет!
Мне не хочется спорить, и я развожу руками: да, мол, нравы, да, времена.
А сама в это время думаю, как сложились бы жизни этой соседки, если бы Валина теория была правдой.
В первой реинкарнации соседку приняли бы на дневное, а не на вечернее отделение в Менделеевский, и вместо раннего взросления с работой за копейки и материнством в одиночку у нее было бы настоящее студенчество – с квартирниками, стройотрядами и влюбленностями, одна из которых выросла бы в счастливый брак. Во втором перерождении ее дочь продолжила бы семейную традицию и стала бы инженером, а не мастером тату, и тогда уж внук точно не воровал бы деньги из сумочки, чтобы расплатиться за "закладку". А в третьем ее жизнь вообще стала бы идеальной от начала и до конца: дети и внуки бы слушались, туфли – не натирали, весы показывали бы не больше 65, а глюкометр – не больше 5. И даже сахар с мармеладных долек не пришлось бы смывать под краном, увиливая от диабета.
Достоинство Валькиной религии в том, что в отличие от индуизма, здесь не нужно перерождаться в свинью или баобаб. Ты остаёшься собой, просто каждый твой апдейт — счастливее предыдущего. У самой Валенсии, например, в следующей жизни тоже будет «имя, которого нет». Только не в честь города, а в честь цветка: она пока не придумала, какого. И ещё обязательно крылья, она же готовится стать феей.
Я, по мнению Вали, в следующей жизни тоже буду писать статьи, но исключительно про конфетки. И главное быстро: пять минут – и готов текст, и не надо ждать и целый час смотреть «Фиксиков», чтобы пойти вместе гулять.
Валин папа всегда будет готов рассказывать интересное про планеты, а закрываться ото всех в ванной на два часа никогда не будет.
А главное, Валина подруга Вика в своем перерождении ни за что не станет с ней ссориться и целый месяц делать вид, что они незнакомы.
Но может, для всего этого не обязательно ждать реинкарнации?
Сегодня на речке я подслушала разговор двух подвыпивших мужиков. Один подвыпит весело, другой грустно. Лет пятнадцать назад в Москву одновременно привозили двух звезд французской литературы – Фредерика Бегбедера и Мишеля Уэльбека. Перед какой-то из совместных пресс-конференций писателей перекормили водкой, Бегбедер начал жечь, а Уэльбек впал в депрессию. Так вот эти мужики вели себя очень похоже.
— Есть только два варианта, понимаешь, только два, — говорит первый мужик, тот, который «Бегбедер» и бьет себя кулаком в волосатую грудь. — Можно жить, как охотник: ярко, но быстро. А можно, как крестьянин: долго, но скучно. Я охотник. И всегда им буду, даже если в следующей жизни окажусь ...- задумавшись, мужик смотрит на небо в поисках примера поэффектней, но в итоге хватает первый попавшийся, — марсианином!
— А я тогда кто, по-твоему? – угрюмо спрашивает «Уэльбек», сплетая длинные тонкие руки в положение психологической закрытости.
— Крестьянин, конечно! – не задумываясь, отвечает «Бегбедер». — Старый нудный крестьянин.
— Ну, раз я нудный крестьянин, — обиженно отвечает «Уэльбек», — собирай свои монатки и вали сегодня с моего участка.
«Бегбедер» быстро-быстро хлопает глазами, а затем подходит к «Уэльбеку», обнимает одной рукой его костлявые сутулые плечи и говорит:
— Можно я останусь? Шашлык пожарю на правах охотника.
— Ладно, — машет рукой «Уэльбек».
После чего хватает с земли палку и с криком «улюлю» бежит в воду.
Чтобы помириться с другом, дожидаться следующей жизни совсем не обязательно.
Это вам любая хорошая религия скажет.