Кому довериться, если дома плохо? Если самый близкий человек оказался чужим, а ты попала в трудную ситуацию? Дневнику. Но что, если и дневник контролирует деспотичная мать? Героиня новой истории про Люкке вложила все свои чувства и эмоции в тревожную и мрачную сказку так, чтобы никто не догадался. И кто знает, что бы с ней случилось, если бы специалистка по необъяснимому не оказалась столько проницательной? Тайная страна, опасный народ, честь и обещания, талант и способность пожертвовать собой — в десятой части истории. Кстати, Люкке так полюбилась читателям, что одна юная поклонница ее даже нарисовала, а мы решили вам показать вам эту замечательную иллюстрацию. Знакомьтесь, Люкке от Елены Коваленко.
Рисунок Елены Коваленко
Часть 10
— Люкке, подъем! – вопит Рик мне в ухо. – Ты что – проспала?
Я подскакиваю, молча выталкиваю Рика из комнаты, в момент переодеваюсь, вылетаю в дверь и только тут просыпаюсь.
Проспала. Такого со мной еще не было. Заснуть посреди бела дня, не услышать будильник! Да, я специально ставлю дополнительные «будильники» в телефоне на то время, когда нужно отправляться на встречу с клиентом, и велела то же самое делать Рику. Именно это нас сегодня и спасло.
— Потому что ночью надо спать, — ворчит Рик по дороге. – А ты что делаешь? Пишешь что-то. Днем пиши!
— А ты подглядываешь? – возмущаюсь я. – Через замочную скважину, что ли?
— Так ты дверь не закрываешь! Я и вижу, как ты с блокнотом сидишь. Это твой дневник или что?
— Что мне надо – то и пишу. Между прочим, дневники очень важны для нашей работы. Как вести самим, так и, при первой возможности, рассматривать чужие, которые имеют отношение к делу. И не только дневники, разумеется. Всё, что человек может написать, хоть в письмах, хоть для себя.
Свежий ветер уже разбудил меня. У кого-то во дворе только что скосили траву, и запах просто невероятный. Сегодня вообще какой-то особенный воздух. Поэтому я, наверное, и заснула.
— Дневники важнее, — с умным видом изрекает Рик, перепрыгивая через корягу, перегородившую тропинку. – Там же все как есть написано.
Я наклоняюсь, убираю корягу в сторону:
— Кстати, необязательно. Знаешь, был случай, парнишка оказался начинающим маньяком. А потом какая-то сознательная гражданка принесла в полицию обнаруженный у помойки дневник. Она его почитала и решила, что такое может принадлежать только тому самому подростку: слишком уж страшные мысли и сны, про которые он там пишет. Но в полиции сразу увидели, что тетрадь-то старая. Поискали. Это оказался дневник одного вполне добропорядочного жителя города, ныне толстого и лысого клерка, счастливого семьянина. Семья почистила дом перед переездом и выбросила всё старье, он уж, бедолага, и не помнил, что там писал. Помнил только, что сочинял половину, хотел быть похожим на какого-то киношного злодея. Они тогда с родителями только что переехали, друзей у него не было, мать с отцом, логичное дело, занимались обустройством и работой больше, чем сыном – вот он и… А потом вырос. И преступником точно не стал.
Рик молчал. Пытался осмыслить, наверное. А может – впервые задумался о том, про что сам в дневнике пишет. Так, в молчании, мы и дошли до дома новой клиентки.
Мисс Т., дама лет сорока, сразу отвела нас в свой кабинет, где уже дожидался изящный сервиз на подносе: высокий чайник с выгнутой ручкой, молочник, три чашки, сахарница. Отдельно стояла причудливая посудина, заполненная печеньем. Мы сели на деревянные тяжелые стулья с украшенными резьбой спинками. Кабинет казался тесным от обилия шкафов, которые достигали потолка. Я люблю книги, да и к шкафам с книгами я за время работы в библиотеке уж точно привыкла. Но в этой комнате мне стало немного не по себе. Шкафы, казалось, вот-вот упадут на нас и раздавят. А на улице остался чистый воздух и скошенная трава.
Т. была школьной учительницей, в местной школе преподавала чуть больше года и нас с Риком знать не могла. Однако она тут же припомнила, что видела его на памятных фотографиях.
— Ты там стоишь смущенный, с волейбольным мячом. И улыбаешься так мило…
«Во все брекеты», — хотела подсказать я, но промолчала. В школьные годы Рик был совсем смешным и неуклюжим. А волейбольный мяч для той фотографии ему просто дали подержать, но это уже другая история.
— А ты… — начала было Т., обернувшись ко мне, но я не поддержала разговор, и она продолжать не стала. Включила дополнительный свет, отчего блеснул ее кулон, камушек в золотой оправе, цепочка надета поверх зеленой закрытой блузы. Сняла очки, протерла их специальной тряпочкой, водрузила их обратно на нос и перешла к делу.
А дело было такое. Год назад только что прибывшей в городок мисс Т. достался выпускной класс. Несмотря на всю загруженность последнего года, ученики под влиянием новой учительницы не только очень увлеклись литературой, но и уговорили ее создать что-то вроде клуба, где можно было обсудить и книги известных авторов, и тексты собственного сочинения. Закончился год, школьники разъехались, и в «клубе» осталась только одна девочка. Она продолжала приходить к Т. и приносить свои рассказы.
— У девочки большой талант, — качала головой Т., отпивая из чашки. – Я была уверена, что ее мать найдет возможности отправить единственную дочку учиться. Грех не учиться с такими данными. Но… Я понимаю, что все дети талантливы. Мне рассказывали, что наша школа вообще богата на литературные таланты, и в каждом классе… Да что далеко ходить: девочка по имени, если не ошибаюсь, NN, должна была учиться в твоем классе, Рик. Учителя зачитывались ее сочинениями, до сих пор в пример приводят. Ты ее помнишь?
Рик изобразил на лице что-то непонятное, а потом попытался улыбнуться, как на той школьной фотографии. Вышло криво.
— Молодые люди, как можно не помнить своих одноклассников! – всплеснула одной рукой Т. (во второй была чашка). – Наверное, это какая-то черта нового поколения. Я помню каждого, кто учился со мной в одном классе, всех коллег и всех своих учеников!
— Вы нас вызвали потому, что что-то стряслось с вашей ученицей? – тихо спросила я.
— Именно так, девочка. Именно так, — щеки учительницы затряслись. Разительная перемена. – С ней происходит нечто плохое, и вы должны мне помочь.
Судя по тому, что удалось понять Т. из разговоров с ученицей, в колледж ее не отправили вовсе не из-за финансовых затруднений. Просто родительница не собиралась никуда отпускать свою дочь. Мать заявила девочке, что та ее «опозорит» и поэтому должна оставаться дома.
— Я всегда подозревала, что в семье что-то не так, — продолжала Т. – Начнем с того, что девочку зовут Афина. Не знаю, какие ожидания были у матери, госпожи С. , когда ребенок только родился, но сейчас они, похоже, кардинально изменились. Девочка всегда была замкнутой, неуверенной в себе. Мать производила скорее приятное впечатление, но люди умеют притворяться. Наши литературные занятия стали для Афины отдушиной, она раскрылась. Казалось – вот-вот взлетит. Но, очевидно, на самом взлете ей перебили крылья. О матери она говорит осторожно. Но теперь все встало на свои места. Только слепой и глухой не рассмотрит в ее осторожных рассказах о семье совершенно кошмарных вещей. «Ты недостойная дочь, всё делаешь не так, ничего не умеешь» — только и слышит она от матери. Афина рассказывает это мне только потому, что считает, будто она и вправду такая, а мама просто желает ей добра.
— А уехать… — вставила я.
— Уехать? Как уехать от матери, если та против? Афина даже не поймет, о чем ты. Наверное, вы, молодые люди, вините меня, что я прямым текстом не высказала девочке свои соображения или не пошла на жесткий разговор с ее матерью. Не поселила Афину у себя, в конце концов. Все эти мысли приходили мне не раз. Но Афина… Она кажется беззащитной. Она признает, что мать запрещает ей вообще все, что могло бы составить жизнь молодой девушки. Ради, разумеется, ее блага, а ради чего же еще? Ох. Но я чувствую: стоит мне вмешаться – и она просто уйдет от меня. Перестанет доверять. И как тогда я смогу ей помочь? Согласна, сейчас я тоже мало помогаю. Разве что являюсь единственным человеком, с которым, по какой-то материнской прихоти, Афине разрешено общаться. Но если потеряется и эта связь? Вот, смотрите, это она.
Женщина указала на фотографию, заключенную в серебристую рамку и расположенную на одной из полок – отдельно от других фото на тему «учительница с учениками», — на которой Т. сидела рядом с темноволосой, бледной девушкой. Девушка улыбается - а в глазах застыл крик. Считайте меня последней drama queen, но иначе я описать того, что увидела, не могу. Дрожь пробрала от этого взгляда.
Рик встал, подошел к фотографии, взял ее в руки. Сел обратно. Он знает эту Афину, что ли?
— Я понимаю, что вы обеспокоены судьбой девочки, - начала я. – Если на то пошло, мы и сами теперь обеспокоены. Но почему вы позвали нас? Что в этом случае — необъяснимого?
Мисс Т. глубоко вздохнула.
С некоторых пор, сказала она, стиль девочки очень изменился. До того «воздушный», «летящий», он стал каким-то обезличенным. Так можно записывать дела в ежедневнике: купить капусту, не забыть про визит к дантисту. Но не писать сказки. Сюжет, между тем, теперь только один: некий народец живет на земле параллельно с нами, он зовет к себе тех, кому не нравится обитать с людьми. Они окружают таких заботой, вниманием, их новому знакомцу теперь есть куда пойти поделиться своими радостями и горестями. И осталось только дождаться того дня, когда человек будет признан достойным, чтобы его забрали.
— Ну вот, — раздраженно сказала я. – В глазах матери она недостойна – и этим… эльфам недопридуманным тоже надо доказывать что-то. Фу. Впрочем, попадись ей сейчас кто-то, кто окружит заботой и при этом будет требовать «стать достойной» - она на полном серьезе решит, что это любовь. Потому что мама так «любит».
— Да. И знаете: сначала мне казалось, что девочке более, чем когда-либо, нужен психотерапевт. Она стала рассеянной, ее мысли где-то не здесь. Девочка все еще приходит ко мне – но как будто уже тяготится этим, спешит куда-то, хотя мать ее по-прежнему никуда из дома не выпускает, разве что в магазин. И вот это изменения стиля, вот этот навязчивый сюжет… Но потом мне пришла в голову одна мысль. Как вы считаете: в каком еще случае могла бы появиться вот такая манера письма? Конспективная, я бы сказала.
— Вы хотите сказать – она фиксирует реально происходящее, — поняла я.
— Вот! – воскликнула Т. – Да, разумеется, душевное здоровье девочки в любом случае остается под вопросом. С такой матерью это неудивительно. Не скрою, я чувствую свою вину за то, что не вмешалась раньше. Сейчас, когда Афина уже совершеннолетняя… ну, вы понимаете.
— А родственники у девочки есть?
— Однажды она упоминала какую-то тетю. Я так и не поняла, родная это сестра матери или еще какая-то родственница, но она существует и до сих пор присылает открытки племяннице к праздникам.
— Это хорошо… но да, вернемся к делу. Итак, вы считаете, что есть кто-то, сказочный или несказочный, кто окружил вниманием Афину и собирается ее куда-то забрать. Я бы сказала – на секту похоже.
— Вот! – снова крикнула Т. – Ты просто читаешь мои мысли. Но если девочка никуда не выходит – то какой вывод остается сделать?
— Выводы делать пока еще рано, — ответила я. – Но мы начнем с того, что попробуем познакомиться с ней и что-то выяснить. Возможно, Афина в настоящей опасности.
— Знаете, — Т. откинулась на спинку своего стула, — я, можно сказать, мистик. Я верю в то, что мы не одни на этой земле, что существует что-то еще. Поэтому допускаю, что в этой истории есть что-то…
Я украдкой посмотрела на Рика. Обычно он поживее участвует в разговорах. И начинает вести себя как гиперактивное дитя, если клиент уже изложил суть дела, но при этом хочет еще поболтать.
Сейчас же все было иначе. Рик все это время держал в своих руках фотографию. И не сводил с нее глаз.
Он так и забрал ее с собой, кстати. Выпросил у Т.: сказал, что это необходимо для дела.
**
Рика не было уже долго. Обещал же только сходить за продуктами! Я вообще предлагала заказать доставку, а самим заняться планом действий. Но Рик отговорился нежеланием лишний раз звонить в прежнее место своей работы (можно подумать – интернет еще не изобрели! Зачем звонить-то?) и отправился сам. И исчез.
Я пошла его искать. Нет, обычно я просто звоню и спрашиваю, куда он провалился. А что меня понесло на этот раз на прогулку по улицам городка – не знаю. Наверное, всё то же: необычайно чистый воздух, в котором были ароматы цветов, листвы и, конечно же, запах скошенных трав.
И нашла ведь! Он шел медленно. И без продуктов. Вообще без намека на что-либо в руках. Очень хотелось подойти и отвесить ему хорошего пинка. Но было нельзя по очень простой причине. Он шел не один.
Я обогнала этих двоих и сказала:
— Привет, Рик. Привет, Афина.
Девушка вздрогнула. Рик посмотрел на меня рассеянно, как будто решал, не приснилась ли я ему.
— Слушайте, уже холодает. Идемте к нам, что ли, чай пить, — решила импровизировать я.
— Я …у меня еще много дел, — ответила Афина быстро и судорожным движением поправила длинные-предлинные волосы. В ее глазах зажегся тот самый тревожный огонек.
— Твоя мама все равно на собрании садоводов, ты говорила, — подал голос Рик.
— Но я не могу ее обманывать, — неуверенно ответила девушка и посмотрела на меня, будто ища поддержки.
— А кто говорит про обман? – не оправдала ее ожиданий я. – Мы говорим про то, что твоя мама просто не волнуется за тебя сейчас. И ты вполне можешь зайти к нам в гости. Если хочешь, разумеется.
— Я хочу, — сказала она и кивнула, на этот раз уже Рику.
Препротивнейшее ощущение. Будь на нашем месте кто угодно другой – ее ответ, видимо, тоже зависел бы только от того, «волнуется» ли о ней сейчас мама. А если мама не «волнуется» – можно, видимо, уйти хоть с Тедом Банди. Даже если он уже предъявил свои документы. И впридачу газетные статьи о своих подвигах.
Но познакомиться с Афиной нам было необходимо. И вскоре мы уже сидели за столом в нашей замечательной гостиной. Я изображала отличную хозяйку, подливая чай и подкладывая печенье (а кроме этого, у нас не было ничего съестного, за что Рик еще у меня получит). Афина всматривалась в каждую вещь так, будто ей нужно было унести с собой облик этой вещи куда-то далеко-далеко. Возможно, она и вправду особенная. Гениальный поэт, например, или писатель.
Разговор шел медленно, оживляясь там, где мы с Риком переходили на прочитанные книги. Что-что, а следить за книжными новинками Афина умудрялась: ее Заботливая Мама, если я правильно поняла, не препятствовала тому, что в ее голове размещалось под вывеской «самообразование дочери». Видимо, поэтому она была не против и общения девушки с бывшей учительницей.
На самом деле, если честно, говорили-то в основном я и Афина. Рик пребывал в некоем блаженном состоянии. С неопределенной полуулыбкой он наблюдал за гостьей, активно кивал, когда она начинала говорить (наутро заболит шея, это точно), а потом – молчал и слушал. Не очень в его стиле, я бы сказала.
Мне сложно было поверить, что перед нами та самая Афина из рассказов Т. Да, видно, что она почти не общается с людьми. Что боится «волновать маму». Но на жертву секты она не тянула. С другой стороны, я совершенно не знала, как при первой встрече отличить жертву секты от других. Не все же, наверное, с неофитским пылом начинают агитировать за какое-нибудь общество. Стоп. А если это «особенная» секта? Если она внушает человеку, что избран только он, и требует держать всю информацию в секрете?
Часы пробили семь.
— Моя мама скоро должна вернуться, — встрепенулась Афина.
— Я провожу, — вскочил Рик.
— Я пойду с вами, — сказала я и увидела, как лицо Рика изменилось. – Потому что если нам вдруг встретится уважаемая мама Афины – то будет лучше, если она увидит дочь в компании другой девушки, а не одного только незнакомого парня.
Афина благодарно посмотрела на меня.
По дороге, опять же, говорили только мы с Афиной. Рик как рот заклеил. Точнее, рот-то у него на самом деле держался по-дурацки открытым, просто он им ничего не говорил. Только по-прежнему кивал при каждом удобном случае, как болванчик.
В сумерках мы разглядели одинокую приземистую фигуру у достаточно высокого забора – выше, чем у обоих соседей. Я сразу поняла, что забор закрывает дом Афины, а фигура – это ее мать.
— Стой на месте! – шепнула я Рику. Рик очнулся и скользнул за удачно подвернувшееся дерево (на него из-за соседнего забора тут же истошно залаяла какая-то псина), а я потянула удивленно оглянувшуюся Афину за рукав вперед.
— Здравствуйте, госпожа С., — громко произнесла я.
Женщина подняла свою голову так, как будто это было нечто тяжелое, и посмотрела на меня очень внимательно.
— Я Люкке, — беззаботно продолжила я. – Я работаю помощником библиотекаря. Я встретила Афину тут, возле дома, и немного задержала ее разговором. Дело в том, что к нам поступили новые книги, которые можно взять почти бесплатно, — в любом случае наши взносы за месяц гораздо меньше, чем стоимость покупки таких книг.
— Дешевле? – пожевала губами женщина. – Афина зайдет к вам завтра. В десять.
Она посторонилась, пропуская дочь, и зашла вслед за ней, закрыв за собой калитку.
Когда в доме зажегся свет, ко мне подошел Рик.
— Ну и ведьма, — кивнул он на дом.
«Ну, где Рапунцель, там и ведьма», — пришла на ум шутка. Но шутить совсем не хотелось.
Ночью Рик постучал в мою дверь. И, не дождавшись разрешения, вошел и уселся на мою кровать.
— Слушай, — сказал он, — а вдруг это ее мать – глава секты? Ну, или просто сектантка. И они собираются ее в жертву принести.
— Не думаю, — сказала я, борясь с зевотой. – Всё указывает на какие-то перемены в жизни девочки. И поведение у нее двойственное. С одной стороны – испуганная, как я и ожидала, с другой стороны – как будто что-то в ней начинает просыпаться. Но это «что-то» тоже какое-то неживое. Будто и вправду готовится к чему-то важному. И необратимому.
— Тебе бы самой романы писать, Люкке, — грустно усмехнулся Рик. – Кстати, почему ты не призналась учительнице Т., что NN – это ты?
— Отстань, — сказала я и выразительно пригрозила подушкой. – Занимаешься делом – вот и занимайся. Завтра утром сходи к учительнице Т., спроси, остались ли у нее какие-нибудь тексты нашей Афины. А то не знаем, с чем имеем дело. А сейчас дай мне поспать перед работой.
Почему да почему. Потому что я давно уже не NN, а Люкке, что ж непонятного.
Рик отправился к себе. Забыл закрыть дверь. Я тихо, на цыпочках, пробралась за ним и осторожно заглянула. Обзор был почти нулевой, но я увидела то, что хотела увидеть.
Фотография Афины, в той же самой серебристой рамке, стояла на его столе.
**
Рик пришел в библиотеку вместе с Афиной. Когда я провожала девушку в отдел новинок, Рик увязался за нами и чуть было не забыл отдать мне папку с текстами. Работничек… Папка была солидная, закрытая со всех сторон, Афина и догадаться не могла, что Рик разгуливает с ее собственными текстами. Не успела я обернуться – напарник уже сидел рядом с Афиной и что-то ей шептал, показывая на книжки. В какой-то момент они посмотрели друг на друга. Знаете, раньше я смеялась над выражением «он тонет в ее глазах». А сейчас сама увидела: ведь тонет же!
Я, конечно, могу выступить «спасательным кругом». Подойти поддразнить или просто вмешаться. Раньше я так и делала. Просто хотелось по-детски подразниться.
А сейчас почему-то не хочется. «Растешь», — сказала бы моя мама и почесала бы за ушком толстую Мерилин. Да. Некоторые дела способны понагнать тоски. Я села за стол, оглянулась, удостоверилась, что других посетителей пока нет, и решительно открыла папку.
Чтение, действительно, оказалось странным. Невидимое королевство, гордый собой и своей историей народ, человек, которого зовут с собой и он соглашается, потому что на земле его ничего не держит, — это все было в книгах и много раз еще будет, ибо по какой-то причине мы читаем об этом и читаем из поколения в поколение. Героиня – служанка в своем доме у авторитарной хозяйки (эх, психолога бы сюда), ей неинтересен этот мир мелких чувств, она проводит редкое свободное время в библиотеке госпожи и готова уйти туда, где живут существа достойные и сильные.
Среди листов вдруг попался один, не относящийся к основному тексту. Я вчиталась.
«Это больно – чувствовать себя никем. Не умеющей ничего. Ничего не добившейся и только позорящей семью. Кто я? Зачем?» — гласили первые строки.
Эх, Афина, знала бы ты, что я тоже нет-нет да хочу написать вот такое. Кто я? Зачем? Что полезного сделала? Про «добиться», правда, я говорить бы ничего не стала. Чего-чего, а «добивание» — не мое. Я считаю, что нужно просто жить, честно делать свое дело и помогать сбыться своим мечтам. Вот, например, работать в библиотеке я уже привыкла. Дело, и дело хорошее. Моё ли? Да, этим вопросом я задаюсь в те вечера, когда дождь на улице и хочется потосковать. Про «позорить или не позорить маму» — тоже хороший вопрос. Я стараюсь не думать про мамины разочарования или отсутствие таковых. Она живет как хочет – ну, и я живу. Так, ладно, порефлексируем потом, а сейчас – за работу. Что это за листок? Я помахала Рику: «подойди!»
— Я уже знаю, — зашептал он, увидев, о чем речь. – Ее мать требует, чтобы она писала дневник от руки и показывала ей. А те тексты, которые относятся к творчеству, она не трогает, велит показывать учительнице Т., как профессионалу. Поэтому Афина пишет в дневнике всякую чушь, а то личное, что хочет отметить для себя, вставляет прямо в тексты. Видимо, нечаянно распечатала вместе с одним таким. Ладно, я пошел!
Ничего себе, как с ним Афина уже разоткровенничалась! Стыда у него нет так пользоваться доверием бедной девушки ради деловых интересов. С другой стороны… а он, похоже, вовсе и не ради деловых. Таким я его вообще еще не видела. До сих пор он с девицами заливался соловьем (отчего был похож не на соловья, а на распустившего перья попугая), а сейчас в основном молчит и слушает. Как много мы все-таки теряем, когда не слушаем, не смотрим, когда заняты собой!
Вот, например, почему мне Т. ничего не сказала про этот листок?
Да очень просто. Она просто уже не читает того, что ей приносит Афина. «Всё тот же сюжет». Неинтересно.
Ладно. В конце концов, именно она забеспокоилась о бывшей ученице. Еще не все потеряно.
Где же Афина, то есть героиня-служанка, встречается с ними? Наверное, описание осталось где-то в первых главах, которых здесь нет. Но есть упоминание, что с этими людьми-нелюдьми «и сарай становится дворцом». Надо срочно поручить Рику выяснить по поводу сарая на участке С.: где он, как лучше пролезть. Полезем, наверное, вместе – или я одна, все-таки нарушение закона.
Вот еще что. В нескольких главах повторяется одна и та же присказка. «В двадцатый день, на закате, в месяц, когда быстро растет трава». И вот весь этот месяц представители Странного народа встречаются с героиней каждый день, готовит ее к переходу к ним. Быстро растет трава… Газонокосилки ревут по всему городку как ненормальные уже не первую неделю, трава растет как радиоактивная. А двадцатый день этого месяца наступит уже совсем скоро.
Нам надо торопиться.
**
Рик теперь дежурит у дома Афины каждый вечер и даже ночью. Я оказалась права: что-то связано с сараем. Хозяйственных построек у С. несколько, Заботливая Мама же у нас важный садовод, но Афина постоянно бывает только в одном сарае. По словам девушки (а Рик спросил прямо), этот – полностью пустой, и она заходит туда только для того, чтоб побыть одной. Она рассказала ему о своем «тайном дневнике», но не может говорить правду о каком-то сарае? Хуже всего то, что на участке не бывает посторонних, а в сарай не заходит даже ее мать. И как это объяснить? Секта прорыла под землей туннель до сарая? Ну смешно же.
Остается только одно объяснение. И оно совершенно точно по нашей части.
Рик падает с ног от усталости. Спит по два часа, а потом бежит к Афине. Провожает ее в магазин и в библиотеку. Подарил ей две книги и три закладки для книг.
Завтра я пойду с ним. Когда Афина пойдет в свой таинственный сарай, мы оба заберемся на участок и попробуем выяснить, что происходит.
Хлопнула дверь. Рик вошел с понурой головой.
— Она сказала мне, что ей нужно куда-то сходить одной, — сказал он.
— И ты ее отпустил? – подскочила я.
— Но я же должен ей доверять! – он провел рукой по лбу. – Она обещала вернуться. Я знаю, что могу ее потерять, я очень боюсь. Но …я же не могу вести себя, как ее мать!
В этот момент зазвонил телефон. Завершив разговор, я сказала Рику:
— Считай, что отделался легким испугом. Новость хорошая: Афина была у учительницы и сейчас бежит домой, так что можешь идти туда и продолжать наблюдение… или что сочтешь нужным.
— А новость плохая?
— Новость плохая: Люкке чувствует, что что-то происходит не то!
**
Хорошие у меня кроссовки. Просто полет, а не пробежка в них получается каждый раз. Но после того, что я услышала от Т., мне не до наслаждений, нужно просто быстро бежать – и все.
— Афина прибежала ко мне, — сказала она, теребя кулон на шее. – Сказала, что ей срочно нужно со мной посоветоваться. Перед ее героиней встал выбор, ей кажется, что она влюблена в простого человека. Но сказочный народ требует не откладывать переход в другой мир. Что она должна выбрать?
— А вы? Что вы сказали?
Т. замялась.
— Понимаешь, девочка, — сказала она. – Она была так убедительна в том, что это просто текст, просто сказка…
— Что вы сказали?
— Я сказала, что уж очень банальный сюжет она выбрала. Избранная, любовь к смертному против долга перед целым народом… Зрелые произведения – они о простых людях, о простых чувствах. Знаете, я уже считаю, что зря побеспокоила вас. Похоже, девочка просто устала от своей однообразной жизни и от придирок матери, вот и придумывает свой мир грез. Наверное, ей уже не до настоящего творчества. Жаль, очень жаль…
— Нет у нее никакого долга, — сказала я.
— Что? – рука Т. с очками в ней остановилась на полдороги к носу.
— Душно тут у вас, говорю, — ответила я и через минуту уже была на улице.
Недалеко от дома С. я увидела Рика. Он стоял посреди улицы с совершенно красным лицом. Такого я еще не видела, но – он был зол. По-настоящему.
— Что еще случилось? – простонала я.
А случилась катастрофа. Наш Ромео в этот раз перемахнул через забор и остался подслушивать за дверью, что происходит в доме. И услышал, как мать страшным криком кричит на дочь. Обвиняет, оскорбляет и Бог еще знает что делает. Входная дверь дома С., на нашу беду, оказалась незаперта, влюбленное сердце не выдержало, Рик ворвался внутрь и высказал мадам С. все, что он думает о ней и о всех ее предках до седьмого колена. После чего попытался увести Афину с собой. Афина, разумеется, не пошла, а осталась на растерзание мамаши, причем велела Рику уйти. Под угрозой лично позвонить в полицию. Сначала этим звонком угрожала сама мамаша, но Рика это не испугало. А вот слова самой девушки…
— Но почему? – поднимал руки к небу Рик, чуть не плача.
— Наверное, потому что ты, в ее глазах, предал вашу тайну. Ну не может она уйти от матери, не готова. И в тебе не уверена, чтобы с тобой уйти, особенно теперь. Ну, мне так кажется, я не психолог. Ох, Рик, вот всю операцию завалил. Готовься к тому, что ее теперь вообще из дома не выпустят. Ладно: нам нужно будет все-таки заняться сараем. Причем именно тогда, когда она туда пойдет.
— А может – ее и в сарай теперь не выпустят!
— А вот и вопрос: будет она в безопасности или нет. Если невидимый или какой там народ и впрямь существует, то я уверена, что он не ограничивает себя каким-то сараем.
— И что теперь делать? – беспомощно произнес Рик.
— Идем пока домой, там обмозгуем. До двадцатого еще есть время.
— Двадцатый день, угу, - кивнул Рик и, я уверена, вытер слезы.
Пройдя несколько участков, мы поравнялись с небольшой компанией. Женщину, идущую в центре, я знала, ее псевдоним был Рита, она работала гадалкой, если только это можно считать работой. Даже через час, когда наступили бы сумерки, ее можно бы было узнать по цветастому балахону, а на ее шее красовалось не менее десяти нитей крупных бус. Остальные в компании были простыми домохозяйками, которые ловили каждое ее слово.
— Вам, Дейзи, лучше отложить покупку, — говорила Рита одной из женщин. – Хотя бы пару дней подождать, лишь бы не в двадцатый день. Я вас уверяю, что это не отразится на ваших делах…
Я даже почувствовала, что мое лицо побледнело.
— Простите, — вмешалась я. – Но сегодня вовсе не двадцатое число!
— Девушка, — снисходительно улыбнулась Рита, — когда мы говорим о предсказании судьбы – человеческий календарь совсем не важен. Важен лунный…
Мы с Риком переглянулись – и наперегонки рванули к дому Афины.
**
— Пусто, — шепнул Рик, выходя из сарая и стараясь как можно тише закрыть дверь. – Что будем делать?
Постройка, действительно, оказалась совершенно пустой. Кроме пола, потолка и стен – ничего. Сколько мы ни светили фонариками от телефона – ничего не нашли.
— Вот будет номер, если это действительно НЕВИДИМЫЙ народ, — выдохнула я. – Всё-таки ненастоящие мы специалисты. Вообще ни о чем не подумали.
— Ты чего это захандрила, Люкке? – Рик хлопнул меня по плечу. – Давай-ка взбодрись. Думай!
— Думаю, — взяла себя в руки я. – Я так понимаю, вот то открытое окно – это комната Афины?
— Да, а что?
— А то, что вот эта штука, которая в траве валяется, – это лестница. Ну-ка, помоги.
**
— Уходите, - затрясла головой Афина. — Уходите скорее!
Её лицо было белое от ужаса. Вот как будто белой краской покрасили.
— Подожди, выслушай, — заговорила я. – Мы не можем уйти. Я же вижу, что ты очень напугана. И вряд ли это страх перед твоей мамой. Она, может, и кричит громко, но вряд ли это для тебя в новинку. Что происходит? Что сейчас должно произойти?
— Бегите! Только я должна остаться! Скорее!
— Только когда все объяснишь, - Рик сложил руки на груди и всем видом показывал, что не тронется с места.
Афина заплакала, ее подбородок дрожал.
— Они ждут меня. Когда я начала с ними говорить, они уверяли, что понимают меня. Они были добрыми. Чуткими. Они обещали, что мне у них будет хорошо, никто больше не решит за меня, что делать, не будет кричать и запирать меня дома. Они говорили, что я создана для их мира, для их лесов и дворцов.
— А ты сама их видела? – спросила я. – Леса, дворцы?
— Нет, но…
— Врали, наверное, — перебил Рик.
— В последние дни я… Я поняла, что не готова уйти. Что есть что-то, из-за чего мне хочется остаться.
Она посмотрела на Рика. А Рик – на нее.
— Они разозлились. Прямо, как моя мать. Они сказали, что все равно заберут меня. Придут. И чтобы я не сопротивлялась, иначе они заберут и еще кого-то. Поэтому уходите скорее. Я не должна…
И в этот момент открылась дверь.
— Это что еще такое? – завопила мамаша С. – Вон из моего дома! А тебя, дрянь такая, и запирать бесполезно, я смотрю!
— Уходите все, — отрезала Афина. – И ты, мама, я тебя прошу, — тоже уходи.
— Да как ты смеешь!.. – завопила женщина. Вот только осеклась на полуслове. Потому что одна из стен комнаты начала как будто бы плавиться. И пропала. А в образовавшемся квадрате начали проступать очертания фигуры. Все четче и четче. И перед нами предстал человек – назовем его так – в коричневом одеянии, как будто сшитом из лохмотьев. Человек стоял достаточно далеко от границы миров, в которую превратилась стена, но мы могли рассмотреть бледное, даже зеленовато-желтое, будто бы человек никогда не видел чистого воздуха, лицо. Оно ничего не выражало. Совершенно ничего.
— Она не пойдет с вами, — выкрикнул Рик. Афина сделала шаг вперед.
Человек шевельнулся, как будто хотел получше нас рассмотреть. В этот момент комната сотряслась, и мы еле удержались на ногах. Опасно скрипнул потолок.
— Он убьет вас. Уходите, — шепнула Афина.
Мадам С. жалобно посмотрела на нас. Потом коротко взвизгнула и попыталась нащупать замок двери.
Афина взглянула на нее. Просто взглянула. Ничего не сказала. А потом сделала еще один шаг к проему – и прыгнула.
Мы с Риком успели схватить ее и вместе упали на пол.
Человек поднял руку. Рука начала опускаться. Я рассмотрела не по-человечески длинный указательный палец, готовый указать на что-то.
Афина отбивалась изо всех сил.
— Отпустите! – кричала она. – Тот, на кого он покажет, навсегда уйдет в его мир!
За спиной раздался новый визг и хлопок двери. Рик предпринял еще одну попытку вытащить Афину из комнаты. Но я уже поняла: дверь не удержит этого пришельца в лохмотьях. В конце концов, он может указать на весь этот дом. На всю улицу. На… И я поднялась с пола.
— Слушай, ты, мусорный король, — сказала я. – Похоже, мне пора познакомиться с миром необъяснимого поближе. Ну как – проведешь экскурсию?
И точно в тот момент, когда его рука опустилась, я закрыла собой и отчаянно закричавшего Рика, и обессилевшую Афину.
Мои ноги медленно поднялись от земли. Тело выгнулось и поплыло по воздуху. Все вокруг превратилось в сверкающую кутерьму, как в калейдоскопе. Я видела лицо пришельца, его отражения в миллионах стекол, как будто бы оно само превратилось в осколки.
На какое-то мгновение – я сейчас уже не совсем уверена, но все же – я увидела его землю. Выжженные долины, умершие леса. Равнодушные люди, умеющие притворяться, но не умеющие радоваться. Это был погибший мир, и все, чего мне хотелось в тот момент – чтобы он никогда не пересекался с миром нашим, человеческим.
А потом все погрузилось в темноту. Я куда-то падала, но ухватиться было не за что. Наконец я долетела до земли и упала будто бы в воду. В черную воду.
**
— Люкке, ты жива?
Голос Рика.
— Мертвая, но не признаюсь, — сказала я и открыла глаза. Спина и затылок болели. Все-таки треснулась.
Надо мной была большая люстра. Похоже, что я в гостиной. Вытягиваю вперед руки, смотрю. Руки как руки. Надеюсь, что я все еще человек.
— Ты лежи, вдруг позвоночник сломан! Я вызову врачей, — говорит Рик.
Я сажусь, потом встаю:
— Не сломан.
Оглядываюсь. В голове еще шумит. У одной стены, под картинами, стоит Афина с исплаканным лицом. Напротив, тоже вжавшись в стену, - ее мать. Она все еще в шоке.
Я беру за руку Афину и веду ее к двери.
— Она переночует у нас, — объясняет Рик госпоже С. Как будто все в порядке и мы уходим на вечеринку. Впрочем, уход на вечеринку, наверное, вызвал бы у мамаши С. те же эмоции. Она в одну секунду выходит из ступора и визжит:
— Я звоню в полицию!
Я кладу руку Афины в руку Рика. Потом подхожу к госпоже С., уже стоящей у телефона. Я снимаю трубку, помещаю ее в ладонь женщины и обхватываю ее же пальцами. Трубка жалобно гудит. Я выхожу на улицу. Рик и Афина выходят вслед за мной.
На улице хорошо и пахнет травами.
**
Афина решила, что в том странном мире, куда ее чуть не затащили, нет такого понятия – пожертвовать собой за кого-то. Поэтому их мир меня и не забрал. Ну не смог.
— Да хватит из меня героиню делать, — говорю я им с Риком. – Может, просто случайность. Почему-то закрылся портал, или как там это обычно писатели-фантасты называют. Ну не получилась из меня путешественница по мирам – на этом и закончим. Может, тамошняя таможня не разрешила. Или полиция. Недостаточный счет в банке, всё такое…
Кстати, о полиции. Мадам С. все-таки позвонила туда. И узнала, что, оказывается, для совершеннолетней девушки уйти ночевать к знакомым – это не только не преступление, но еще и ее личное дело. Впрочем, к нам они наведались, потому что мама Афины заявила, что дочку могут удерживать силой. Афина, вежливо улыбаясь, подтвердила, что находится у нас добровольно, и лично пригласила полицейских выпить с нами чаю, что они расценили как полную свободу действий и откланялись.
Мои синяки заживали еще долго, пришлось полежать пару дней. Афина с помощью Рика перетащила к нам свои вещи (когда она приходила в дом, ее мать просто запиралась в своей комнате), упаковала их, и вскоре уже мы прощались: она уезжала к тетке, которая пообещала ей полную поддержку, в том числе в получении образования. Тетка, оказывается, и сама достаточно известный писатель, и Рик уже заказал несколько ее книжек.
На вокзале Рик и Афина долго держались за руки.
— Я тебе буду писать, — несмело выговорила Афина.
Рик кивнул, помолчал и выдал:
— А я тогда к тебе приеду.
И мы хохотали до самой посадки на поезд.
На свою часть гонорара, полученного от учительницы Т., Рик назаказывал подарков и цветов на адрес Афины. Что-то там даже для тетки присмотрел.
Т. все-таки выяснила, что «одноклассница Рика, у которой талант» — это я. Мы так поняли, что она хотела бы видеть меня в своем «клубе», который создается заново и включает уже не старшеклассников, а взрослых жительниц городка. Объявили торжественно первое заседание клуба, расклеили афиши на каждом заборе. Но я не пошла.
Да, я до сих пор что-то пишу иногда. Да, по ночам, не зря ругается Рик. Но показывать это кому-то Люкке пока не готова. Не потому, что в чем-то не уверена, нет. Просто я больше никуда не хочу спешить. Когда знаешь, кто ты, можно больше не суетиться. А я знаю. Я – Люкке, специалист по необъяснимому.
Так и написано на визитке, посмотрите внимательно: Люкке, главный специалист.
Обращайтесь, если что!