Если у человека были пьющие родители, у него есть два варианта — последовать их примеру или никогда к алкоголю не притронуться. Это, конечно, хоть и очень красноречивый, но и очень крайний пример. Однако про то, что мы, вырастая, решаем: копировать родителей или нет, верно практически для любой ситуации, которая случалась с нами в нашем детстве, а теперь повторяется с нашими детьми.
Слишком строгие, требовательные родители растят детей, которые в будущем с очень большой вероятностью будут баловать собственных отпрысков. Мы попросили самых разных родителей рассказать, что они из невозможного в прошлом охотно впустили в свое настоящее. И обнаружили неизбежное: категоричный и демонстративный подростковый возраст протестов можно подавить, заглушить, притормозить. Но он не исчезнет. И обязательно проявится уже тогда, когда человек решает сам, не спрашивая: " Мам, а можно я..?" и не советуясь: " Пап, а что если..?".
Екатерина, 36 лет:
— Друзья считают, что я слишком балую детей и они буквально на голову мне лезут. Но что плохого, если детям хорошо? Меня маленькой все время держали в ежовых рукавицах. Я возвращалась домой из школы и ждала: за что попадет? Пусть и ничего не натворила. Мама с бабушкой всегда находили, к чему придраться.
Семён, 39 лет:
— Мне вообще не важны оценки мне важно, чтобы делал уроки. Читал. Чем-то интересовался. Но вот вчера была у сына контрольная, а я без понятия, что он за нее получил. А вот меня в детстве наказывали даже за тройку. А толку? Я не стал от этого супер каким-то умным. А вот нервным пожалуй стал...
Ирина, 26 лет:
— Согласна, у моих детей слишком много игрушек. Они играть не успевают. И точно не вспомнят все свои игрушки. Иногда найдут какую-то под кроватью и удивляются: откуда?, неужели наша?Да, есть проблема. Не ценят. Не сосредотачиваются. Но я не могу не покупать им все, что хотят. Не могу устоять. У меня в детстве было ровно две игрушки: кукла Маша и мягкая белка. Если я плохо себя вела, папа мог спрятать их от меня на месяц.
Валентина, 35 лет:
— Почему не приобщаю детей к работе по дому? Мне кажется, рано или поздно сами научатся. Никуда не денутся, придется. Детство существует для игр. Для беготни. Даже просто баловаться — когда, если не сейчас? Помню, бабушка повесила на меня все домашние обязанности, стоило мне пойти в школу. Даже банки летом я закручивала, чуть руки не сломала... И стирала руками постельное белье для всех в доме. Я маленькая, и эти гигантские нескончаемые простыни... Никогда не соглашусь, что ребенку нужно так пахать.
Вот она, та самая палка о двух концах. Правы психологи, когда заявляют, что воспитывая детей, ориентируясь на свои детские впечатления, мы прежде всего вытаскиваем маленьких себя из ситуаций, которые вспоминать неприятно. А собственным детям как раз очень сильно вредим. Позволяем не высыпаться, потому что помним, как в детстве мечтали смотреть телевизор до глубокой ночи. Пичкаем сладким, потому что в нашем детстве даже карамельки были в дефиците. Задариваем подарками, потому что никак не забудем: мечтали о чем-то, а оно появлялось аж на Новый год, когда ты уже перерос, расхотел, передумал, мечтаешь совсем о другом. Пишем отказ от участия ребенка в олимпиаде, потому что сами очень переживали, когда в свои школьные годы не заняли призового места. Не записываем на танцы дочь, потому что старались когда-то и мечтали о сцене, а не нашелся взрослый, который бы сказал: не гибкая, не музыкальная, девочке надо искать себя в чем-то другом.
Детский опыт, детские обиды, детские слезы, детские переживания и травмы мы трепетно храним в нашей взрослой жизни. Мол, уж теперь-то я все исправлю. Теперь защищу, успокою, спрячу, проявлю понимание. И обнимая некогда неприкаянных и печальных себя, мы уверены, что автоматически делаем счастливыми собственных детей. Устраиваем им выходные в середине недели. Разрешаем пропустить контрольную просто потому, что ее не хочется писать. С пониманием относимся к "ой, забыл!", "кажется, потеряла", "случайно не сделала", "перехотела", "не хочу", "не люблю". Жалеем, холим и лелеем в наших детях себя маленьких: одиноких и непонятых, перегруженных и расстроенных, заплаканных и обиженных. А они, эти наши дети, потом, однажды, скажут:
— Мам, ты думаешь только о себе.
— Пап, не суди по себе.
— Откуда ты вообще что-то про меня знаешь. Ведь я — не ты.
— Почему все должны быть, как ты?
— Я вообще другая.
— Я вообще другой.
— Ты — это ты. А я — это я.
— Я хочу заниматься танцами. У меня получается. Меня поставили в первый ряд на концерте.
— Разреши мне участвовать в олимпиаде. Победа поможет поступить в вуз.