Провинциальный городок. Летнее воскресное утро. Солнечный луч уютно устроился на моей щеке, нагрел её, и я проснулась. Мне 11 лет. Никуда спешить не надо, каникулы. Тихо лежу на своей рыжей софе, прислушиваясь, как лёгкий ветерок колышет занавеску.
Младшая сестра крепко спит на соседней кровати. Лениво размышляю – кинуть в неё чем-нибудь или уж не будить? Настроение у меня хорошее, выспалась, поэтому решаю сестру не трогать. Нежусь, наслаждаясь тишиной. Луч постепенно сползает со щеки на шею, потом на плечо. Надо вставать.
Бреду тихонько на кухню. Мама, стоя спиной к двери, взбивает яйца для омлета. Меня не видит. Вилка в её руке методично бренчит о стенки миски. Чай уже заварен.
– Привет, мам! А где папа? – спрашиваю на всякий случай, хотя ответ уже знаю.
– На убийстве, где ещё, – пожимает плечами мама. – Доброе утро, доча, садись, сейчас омлет поджарю.
Сажусь на белый табурет с коричнево-шоколадной каймой по периметру. Беру кусок заводского хлеба, откусываю и тут до меня доходит, что сегодня вечером я буду есть совсем другой хлеб.
С убийства папа всегда привозит две-три деревенских буханки. Они разительно отличаются и внешним видом, и вкусом от того, что мы покупаем здесь, в городе. Деревенский хлеб – большой и пышный, с румяной хрустящей корочкой. Начинка у него ноздреватая и слегка с кислинкой. Деревенский хлеб не крошится даже на третий день. Чуть черствеет только, но от этого, как ни странно, становится ещё вкуснее.
От предвкушения вечернего пиршества я глотаю слюнки. А тут и омлет подоспел. Мама наваливает его горкой мне на тарелку, наливает чай. Мы завтракаем, о чём-то болтаем, строим планы на день…
Папа возвращается только под вечер, очень уставший. Мы с сестрой облепляем его и – о, этот детский эгоизм! – тут же спрашиваем про хлеб.
– Да привёз-привёз, а как же! – папа откуда-то из-за спины протягивает авоську, распираемую во все стороны тремя пышными буханками. Мы с визгом уносимся на кухню резать и есть скорее этот долгожданный гостинец. Спорим с сестрой, кто сегодня первый ест корочку – она самая ценная. Макаем хлеб сначала в кипяченое молоко, потом в сахар и отправляем в рот! Вкуснотища необыкновенная!
Папа сидит рядом, ужинает. А может, и обедает только, ведь он весь день был занят и не успел, наверное, пообедать. Скорее всего, даже позавтракать не успел. Сообщение об убийстве в далёкой деревне поступило на дежурный пульт милиции в три часа ночи, оттуда сразу позвонили папе. Четверть часа – и вот он уже трясется на милицейском уазике за десятки километров от сонного дома. Папа работал в прокуратуре и по долгу службы часто выезжал на резонансные преступления.
… Папы нет уже почти 20 лет, а я всё еще помню вкус хлеба, который он нам привозил. Я не ела такой хлеб очень давно. С хлебом сейчас вообще беда. На упаковках в магазине состав хлеба иногда занимает два десятка строк мелким шрифтом. Не хлеб, а хлебный продукт какой-то. Но вот недавно муж принёс из магазина хлеб. Только откусив, я сразу поняла – это он! Хлеб из моего детства. И теперь мы едим только его. Именуем его «хлеб с убийства». А я про себя его называю «папин хлеб». Он у моего папы был нелегким.