Нам задали писать сочинение по Зощенко.
— Татьяна-Алексанна, — подошла я после урока, — Я не хочу про Зощенко. Я про него не могу. Он просто ужасен. Можно я про Чернышевского, а?
Татьяна Алесанна хитро прищуривается, она знает, что я не из тех, кто отказывается от сочинений. Литература — любимый предмет. Она и физкультура. Отличный набор для девочки из физико-математического класса.
— Значит так, Лёля, разрешаю. Напиши про Чернышевского… И отдельно про Зощенко. Убеди меня, что он ужасен.
И я иду домой убеждать.
Татьяна Алексанна — единственный учитель, кому можно сказать, что не перевариваешь что-то из его предмета. Особенно после ее слов в начале урока: «Ребята, сегодня я вам расскажу о своём любимом писателе. Михаил Михайлович Зощенко…»
А ещё на ее уроках можно рисовать. Слушать и чиркать в тетрадке цветочки и сердечки. И тебе за это ничего не будет. Тебе не напишут в дневник красной пастой «Рисовала!!!». С тремя восклицательными в конце. Преступление века! До сих пор рисую в тетрадке на лекциях. Назло школе.
А ещё если вдруг нападет смешинка, ну такая, которая бывает только когда тебе 15, нестерпимая, невыносимая, ничем не успокаиваемая, и ты хрюкаешь под партой безо всякой на то причины, Татьяна Алексанна подойдёт и тихонько скажет:
— Иди прогуляйся до туалета и обратно, ты мне сейчас урок сорвёшь.
— Я всё, я больше не буду, — булькаю я, растирая по щекам неумело наложенную косметику.
А она улыбается глазами:
— Я тебя не выгоняю. Я помогаю тебе прийти в рабочее состояние.
Она единственная не выгнала меня ни с одного урока. Она раз за разом помогала мне прийти в рабочее состояние.
Сочинение по Зощенко я написала. Про его несовременность, плоскость, невозможность затрагивать чувства читателя. Цитировала Жванецкого. Сравнивала с Ильфом и Петровым. Изредка вставляла «мне очень не хотелось бы обидеть тех, кому он нравится, но…».
Резкое, глупое сочинение про любимого автора моей любимой учительницы.
Я получила за него пять. И приписку: «Хотя стоит поспорить!».
Через полгода в ее семье случится несчастье, и она превратиться лишь в тень той Татьяны Алексанны, к которой я бежала на урок.
Ещё через год я сама переведусь в другую школу.
Но спустя 20 лет я вдруг найду тетрадку для творческих работ по литературе ученицы 9Б класса Буряковой Лёли и вспомню, почему люблю читать книги.
Посмотрю на сына, который пыхтит над конструктором, пока я ему читаю, и не буду спрашивать, слушает ли он меня. И если вдруг разбалуется, я буду очень стараться помочь ему «прийти в рабочее состояние».
Потому что оно работает. И помнится десятилетиями.