Мой ребенок умеет злиться, падать на пол и с воплями биться в истерике. Да, да, он такой же, как и ваши дети.
Я не поклонник всевозможных методик воспитания — мне кажется, что в первую очередь нужно слушать себя, а не каких-то там людей. Однако некоторое знание и понимание детской психологии ещё никому не вредило, поэтому иногда все же не грех и просветиться. Я немножко читала Петрановскую и слушала Карпачова, в том числе про детские истерики. У Карпачова об этом, кстати, чуть больше информации, вернее, она просто выделена блоком. Зато у Петрановской больше души. Ну, да не в этом дело…
А дело в том, что в данный момент я знаю и понимаю, что: 1) истерики у детей начинаются как раз примерно в этом возрасте — в районе 1,5-2 лет; 2) истерить — нормально, это этап, который проходят все дети; 3) если ребенок ни разу даже не пытался истерить, стоит насторожиться; 4) когда ребенок истерит, он не издевается над вами — ему реально плохо в этот момент; 5) когда у одного человека истерика, второй должен был спокоен, а не биться в припадке вместе с первым.
Не знаю, что делаете во время истерики вы, но расскажу, как это происходило у нас. Начались эти неприятные явления у нас после поездки, которая была слегка стрессовой для меня, а значит, и для моего ребенка.
В общем, вернулись мы домой, и после очень хорошего поведения в поезде у Дениса началась истерика возле подъезда. Т.е. вот, все, мы уже дома — и последние 50 метров по двору я с трудом волоку извивающего и орущего ребенка в дом. Было необычно это видеть, но все же довольно предсказуемо: напряженный день, много нового, мало сна, целый день в поезде — есть, от чего впасть в прострацию. Я тоже была уже почти в ней, но мне же нельзя…
Ладно, минут через десять Денис кое-как успокоился и пошел играть к родным игрушечкам. Кстати, никак не ожидала, что ребенок в 1,9 года может так радоваться своим игрушкам! Наверное, он думал, что мы уехали из дома навсегда, а эти две недели показалось ему двумя годами. Видимо, он уже и забыл, что все эти машинки, пирамидки, мишки и книжки были в его жизни. Господи, как же он обрадовался им, когда пришел в себя и перестал рыдать! Он бросался от одной игрушки к другой, радостно вскрикивал, показывал нам то одно, то другое, снова брал что-то, бросал, хватал следующее… Потом он вспомнил, что у него ведь тут есть своя кроватка! А там — два мишки! Он побежал в спальню и о чудо — кроватка на месте, и мишки там!
Милый малыш! Это было так трогательно — он обнимал своих двух медведей, как лучших друзей, показывал их мне, кидался от одного к другому… Это было прекрасно — видеть, что такой маленький человек способен испытывать такие сильные и искренние эмоции!
Однако вернёмся к менее радостным, но не менее важным чувствам. На следующий день мы отправились гулять, а в конце прогулки хотели зайти в магазин. И вот возле магазина Денис и решил, что близкие его никогда не понимали, а жизнь потеряла всякий смысл. И кинулся на пол практически у входных дверей в Лидл. Я оттащила его от входа, чтобы он не мешал людям, и присела рядом. Когда Денис злится на что-то, он имеет очень досадное (для меня) свойство биться головой об пол. Не сильно. Однако смотреть, как твой ребенок бьётся головой об бетонную плитку — удовольствие сомнительное, очень хочется уберечь. Поэтому я честно сидела рядом с ним и подкладывала ему под голову свою руку, дабы спасти детку от болезненных ощущений. Детка же в процессе поглядывала на меня, видела мое сочувственное лицо и заходилась в новом приступе. А я, помятуя о том, что ему и так тяжело, грустно вздыхала и ненавязчиво пыталась приголубить.
Здесь следует отметить, что у детей в возрасте 1,5-2,5 лет битьё головой об пол или любой твердый предмет в случае неповиновения взрослых или предметов — довольно распространенное явление. В этом возрасте дети начинают прощупывать границы и применяют всевозможные способы для этого.
Что касается Дениса, то он в конце концов, конечно, устал. И я запихнула его в коляску, где он практически сразу же и уснул. Ещё бы, такие энергозатраты! Фух, облегчённо вздохнула я, закончилось!
Закончилось-то закончилось, но ощущение, что-то не так, не покидало. На следующий день все повторилось: Денис в истерике на полу, я с сочувствующим лицом возле него: голову держу, чтобы не ударился.
Разумеется, я разговаривала об этих досадных явлениях с близкими людьми. Советы были различные, в основном — предложения игнорировать и делать вид, что ничего не происходит.
Но ведь это не так! Очень даже происходит! И мне не хотелось бросать своего маленького сына один на один с первыми в его жизни проблемами.
Я подумала и поняла, что мне нужно поступить следующим образом: немного самоустраниться из этого представления, дав при этом понять Денису, что я не бросаю его с его злостью, не игнорирую, не сержусь и не стыжусь его поведения. Мне не нужно беречь его голову от ударов — у него есть инстинкт самосохранения, он не причинит себе ущерба. Но мне нужно быть рядом и быть готовой обнять и утешить, когда ему будет это нужно. Так я и поступила.
На следующий день ближе к обеду (и дневному сну) Дениса снова слегка перемкнуло и началась очередная истерика. Он лежал на каменном полу, со слезами глядя на меня и угрожающе приподнимая голову, чтобы удариться ею об пол. Я не стала садиться к нему, а предложила переместиться поближе к дивану — я бы поосидела, пока он валяется. Денис немного опешил от изменения сценария и от неожиданности сделал перерыв. Мы с ним действительно перешли к дивану, я села, а он продолжил: лег на пол и, глядя на меня, тихонько ударился головой. Я улыбнулась и сказала, что ему можно все это делать и я рядом. Однако если надоест — милости прошу обниматься. Пару раз ударившись головой об пол, Денис решил, что это все же перебор — больновато, да и толку никакого. В общем, истерика вышла какая-то скомканная…
После этого дело пошло на лад. Денис все меньше и меньше падает на пол (все ещё норовит иногда, да), а в те моменты, когда это все же происходит, я обычно спокойно говорю ему: “О, ты решил прилечь? Да, полежи, мой хороший, я пока сделаю то-то и то-то.” Чаще, кстати, это происходит дома. На улице слишком много интересного, чтобы отвлекаться на истерики. Но когда это все же происходит на свежем воздухе, я не препятствую — просто перетаскиваю его в место почище. В Кракове часто идут дожди, поэтому обычно я все же пытаюсь уложить его на более сухой участок дорожки. Часто бывает, что пока мы ищем сухое место, Денис отвлекается на что-то и забывает, что собирался рыдать. А если и ложится, то лежит недолго. Встаёт через 5-10 секунд, как ни в чем ни бывало.
Почему я не ругаю Дениса и не говорю, что так нельзя, что мне стыдно за него? Потому что это неправда: так можно, а мне не стыдно.
Я знаю, что истерики в этом возрасте происходят из-за неумения справиться со своими эмоциями. Он не делает это специально — все происходит естественно, человек взрослеет, проверяет границы дозволенного. Спросить, где они, он пока не может, поэтому приходится так. А иногда так устает и выматывается, что силы остаются только на одно — поплакать. И тут бы пожалели, обняли, поняли — сразу стало бы получше.
И да, я — “его взрослый”. Да, я люблю и принимаю своего сына в любом виде. Я знаю, что дальше испытания моей любви и привязанности будут сложнее. Но он весь мой, и мне уже некуда деваться — любовь будет расти вместе с ним. Поэтому несмотря на частые предсказания о том, что дальше будет труднее, я знаю: мы справимся. Главное — любить его и слушать себя.