Кем я только не хотела быть в детстве! После просмотра с папой зимней олимпиады – модельером костюмов для фигуристок. После первого полета на самолете – стюардессой. После похода в театр – актрисой, играющей фею. После похода в цирк – фокусницей, которая превращает цветные платки в павлинов. Но потом я заболела, пролежала в больнице долгих шесть месяцев и была выписана домой с вердиктом: «Никакого садика!». Появляться в общественных местах, в детских коллективах, на массовых мероприятиях было опасно для моего ослабленного иммунитета. И родители, которые работали с раннего утра и до позднего вечера, приняли сложное для себя решение – перевезти из другого города к нам старенькую бабушку и оставлять меня с ней. Няню они бы во-первых не потянули. А во-вторых, вряд ли уговорили бы меня остаться с незнакомым человеком – после больничной жизни я никому, кроме близких, не доверяла.
Казалось бы, что такого – оставить пятилетнего ребенка с бабушкой? Не одно поколение так выросло. Но есть нюансы. Моей бабушке было за восемьдесят. Перед сном она вместо чтения книжки перечисляла мне свои болезни. Их было так много, что я всегда засыпала раньше, чем бабушка доходила до конца списка. Но я знала, что часть болезней повлияли на бабушкины ноги. Ноги не слушались. Даже несколько шагов по квартире бабушке давались тяжело. Поэтому она почти все время сидела на кровати у окна, ну, а я, оставленная на ее попечение, сидела рядом.
Звучит как наказание, но это было лучшее сидение на кровати в моей жизни! Не шучу. Я упиралась бабушке в плечо и слушала книжки, которые она никогда не уставала мне читать. Подставив к кровати журнальный столик, мы с бабушкой играли в настольные игры, которые тут же на столике мастерили и разрисовывали. Мы сидели и вышивали с бабушкой сперва крошечные салфеточки, а потом большие скатерти. Мы вязали носки и варежки. Плели макраме. Пришивали пуговицы на лоскутки. Не вставая с кровати, бабушка научила меня считать, читать, сочинять сказки. А когда видела, что я засиделась, призывала меня показывать ей, почти не менявшей положение, концерты. Я декламировала бабушке стихи. Я плясала под радио, даже если там не было никакой музыки, а шло бесконечное заседание ЦК КПСС. Я придумывала неопасные акробатические номера, а бабушка комментариями подбадривала меня: «Тяни ножку!», «А можешь еще выше?», «А если не только приседать, но и хлопать?».
Возвращались с работы родители, но я не бежала их встречать как спасителей из моего кроватного заточения. Скорее, они отвлекали меня. От историй, которые мы с бабушкой сочиняли, высматривая в окне главных персонажей: воробья, дворника, бездомную кошку, старый автомобиль с похожими на глаза фарами. От песен, которые бабушка пела мне одну за другой, переходя от страницы к странице потрепанного песенника. Особенно мне нравились народные. Там все время кто-то кого-то любил, а кто-то кого-то - нет, бабушка вздыхала, утирала слезы, пускалась в воспоминания о горькой женской доле своих подруг и обеспечивала мне самые яркие впечатления, каких точно не получали мои сверстники в подготовительной группе детского сада.
В мои шесть бабушка составляла со мной семейное древо, и я ориентировалась в именах предков нашей семьи лучше, чем моя мама, которая чуть со стула не упала, когда я ей заявила за ужином:
— Ефросинья хоть и была строй девой, но в годы революции заимела ребенка, и он потом выучился на врача.
— Какая Ефросинья? – не поняла мама.
— Четырехюродная сестра свекрови твоей прабабки, мам. Ефросинья Калиновна. Не слышала?
— Не слышала, — виновато отвечала мама и с надеждой уточняла:
— А вы сказку-то про Алладина дочитали?
— Давно, — я махнула рукой так, словно Алладин был в какой-то другой жизни. – Но «Демон» Лермонтова мне нравится гораздо больше, — и тоненьким пятилетним голоском я начинала декламировать поэму, по которой, кстати, спустя много лет буду писать выпускное школьное сочинение. Напишу на пять-пять. И получу-таки золотую медаль.
— И кем ты будешь? – спросит меня классная руководительница. – С таким аттестатом все дороги открыты.
И я ошарашу ее ответом:
— Я буду сиделкой. Буду ухаживать за пожилыми людьми.
— Откуда такое решение? – удивится учительница.
— Личный опыт, — отвечу я. И буду знать: бабушка смотрит на меня с неба и понимает, о каком опыте речь.