Стены лжи

 

— В школе все нормально? — спрашивала она.

— Да, отлично! — отвечала я.

— А почему так поздно вернулась?

— В библиотеке задержалась.

 

Может быть, на свете существуют подростки, у которых в возрасте с 13 до 18 лет все отлично и задерживаются они исключительно в библиотеке. Я была не из их числа. Примерно на двадцать процентов времени я ощущала себя в школе сносно, и один день в неделю действительно сидела допоздна в читальном зале. Это позволяло приносить домой табели с отличными оценками и отчитываться об участии (но не победе) в очередной городской олимпиаде. Так для мамы я создала параллельную реальность, в которой у меня не было совершенно никаких проблем.

 

Тем временем, жизнь била ключом и часто по голове, как любого подростка. Просто я четко знала, что проблемы нужно решать самой. А взрослые не столько помогут, сколько начнут обвинять в их возникновении меня (не безосновательно — какой подросток не устраивал себе проблемы сам?) Ну и без аккомпанемента причитаний о моей загубленной навсегда судьбе и хруста заламываний бессонных материнских рук думать над решением вопросов как-то было удобнее и безопаснее.

 

В параллельной реальности я была идеальной ученицей, душой общества, бодрой активисткой и улыбчивой опрятной отличницей. В настоящей жизни я прогуливала уроки, училась курить и пить пиво на школьных задворках, отбиваться от парней, распускавших руки, терять ученический билет и проездной, забывать в троллейбусе третью пару сменной обуви за сезон, заклеивать расползающиеся после контакта с гвоздями из школьных стульев капроновые колготки чужим лаком для ногтей, выполнять за пределами школы мелкие поручения обладательницы этого самого лака для ногтей, застирывать пятна на юбке в школьном туалете и унизительно краснеть перед медсестрой, объясняя, почему я пришла среди урока к ней выпрашивать вату...

 

Иногда маме были нужны подробности. Поэтому моя вселенная расширялась, обрастала деталями, реальная жизнь была несущим каркасом этого венка историй, и поймать на лжи меня было практически невозможно. Я стала мастером составления логичного и непротиворечивого алиби по любому поводу.

 

Обычно в нравоучительных историях лжец попадается на лжи, очень страдает, делает правильные выводы и перестает лгать.

 

Эти истории вызывали у меня только смесь сочувствия и презрения к герою. С одной стороны, бывало жалко, что герою приходилось врать. По себе знала — не от хорошей жизни он это начал. С другой стороны, не умеешь врать — не берись! Ну как можно настолько непрофессионально подходить к делу?! В общем, к концу второго курса университета стало окончательно ясно: не стыдно лгать, стыдно попадаться. Хочешь стать социопатом? Спроси меня как!

 

На третьем курсе нашу исключительно женского состава группу "физиков твердого тела" ожидали всякие лаборатории по специализации. Слухи, распространяемые студентами четвертого и пятого курса, утверждали, что один препод — совершеннейшая душка. Не в смысле "душнила", мы тогда таких слов не знали. Просто очень хороший человек, из-за него еще ни одного студента не отчислили.

 

— Можно на пары в лабораторию не ходить, — единодушно решила группа.

 

Потом группа посовещалась и уточнила, что совсем уж наглеть не стоит: вдруг у "душки" терпение все-таки лопнет, он дойдет до деканата и наябедничает? Поэтому ходить будем по очереди, чтобы избежать обвинений в срыве учебного процесса.

 

На первые две пары жребий выпал идти мне и еще одной девушке. Врать о том, почему не пришли остальные, должна была я, а нежно улыбаться и поправлять белокурый локон для вызова умиления у преподавателя должна была наша штатная прекрасная фея.

 

Но ни оправдываться самим, ни оправдывать никого не пришлось. Никто не спрашивал, почему из группы пришли на занятия только двое. Никто не шумел, не ругался. Нас напоили чаем, кажется, с бубликами в перерыве между объяснениями про работу на настоящем, не игрушечном и не учебном оборудовании. Нам дали прочитать инструкции и очистить после работы детали от приборов, цена которых нам даже не снилась. После чего поинтересовались, хорошо ли мы провели время (а оно пролетело незаметно).

 

— Да, очень интересно было! — сказала я и покраснела (так выяснилось, что я краснею, когда говорю взрослым правду).

— Я очень рад. И мне искренне жаль, что ваши подруги пропустили наше прекрасное занятие. Уверен, что у них были очень веские причины.

 

Тут мы покраснели уже на пару с белокурой феей.

 

С тех пор студентки нашей группы пропускали занятия у этого преподавателя только по очень и очень веским причинам. То есть, практически никогда. А когда пришло время писать диплом, вся группа умоляла его, чтобы он был научным руководителем у каждой из нас. Но, увы, кафедра разрешала ему взять только двух студенток. Ух, как счастливицам все завидовали!

 

Это был один из самых эффективных и самых добрых уроков в моей жизни. Он не отучил меня врать. Просто параллельная реальность мгновенно потеряла смысл и привлекательность, поблекла и выцвела на фоне настоящей — той, в которой человек без тени сомнений или намека на манипуляцию искренне верит в себя и свою интересную работу. И в тебя, хорошего студента, у которого просто есть веские причины...

 

Я думаю, мне очень повезло встретить человека настолько доброго, что даже неприятная правда перестает в его присутствии быть опасной, и искреннего до такой степени, что это становится заразным. Он ни разу не пытался подловить на лжи или вывести студенток на чистую воду. Если он знал, что мы где-то "нашкодили", он сразу сообщал о том, что ему все известно, не давая нам шанса усугубить вину еще и враньем. И он делал то, чего не делали многие взрослые. Он помогал решать проблемы, которые мы сами себе создавали. Учил исправлять ошибки. Не терять достоинства, принося извинения. Я не знаю, можно ли научиться быть таким человеком, как он, но очень и очень хочется.

 

Мне кажется, мои старшие дети удивительно редко врут (по сравнению со мной в их возрасте, так практически никогда). Хочется верить, что это не потому, что они создают для меня параллельную реальность, в которой они мастерски изображают искренность. Хочется верить, что нам с их отцом удается не заставлять их спасаться за крепостными стенами лжи. Там так одиноко за этими стенами.