Алеша возвращается со своих гулянок поздно, весь бледный, лохматый и запыхавшийся.
— Бежал? — спрашиваю.
— По лестнице.
— Чего?
— Я очень боюсь, когда возвращаюсь поздно домой, что вот я вызову лифт… а оттуда на меня выйдет куклуксклановец в противогазе…!
— Ну да… Это же сплошь и рядом.
Больше всего в этом мире Алешу пугают две вещи — куклуксклан и противогаз. Эти бездушные прорези в белом колпаке… Эти огромные мертвые линзы, ребристый хобот… Оторопь берет. Лифты он тоже недолюбливает (однажды мы с ним застряли, когда он был маленький). И ночью, когда страшно, воображение рисует ему самое жуткое, что только может случиться: куклукслановец в противозаге спрятался в лифте и поджидает его, Алешу.
Как прихотливо устроены люди. Вот будет ему сорок лет, уже многократно подменят его во сне, про противогаз и куклуксклан уже триста раз забудет, а по-прежнему иной раз подумает, вызывать ли лифт ночью. И сам не понимая почему, быстро поднимется по ступенькам. Вот бывает же — порою сделаешь или скажешь что-то и думаешь «вот зачем я это сделал?» или «вот что только что вылезло у меня изо рта?»
Почему иногда делаешь то, что не собирался, или не делаешь того, что логично? Вот я думаю, что из-за этих маленьких личных недотыкомок, которые сотнями живут в каждом, как микробы. Ты уж и забыл давно, что откуда пошло, а оно там работает и управляет твоим пальцем у кнопки лифта или твоим ртом в разговоре с таксистом…
Как люди вообще понимают друг друга, напичканные вот этим своим странным, никому неизвестным, — поди знай.