Осеннее солнце собралось и застыло в густых складках неба комочками янтаря – неяркими, но теплыми. Потом облака потемнели, подкисли, и пошел дождь, защекотал щеки приятными мягкими иголочками.
Дедушка был в восторге. «В моей деревне дождя не было с марта. Бедные оливы! Теперь им полегчает».
Я переживала, будет ли рынок.
– Конечно, будет, – успокаивал меня дедушка. – Разумеется, погода влияет на торговлю, но никогда не угадаешь, как именно. В солнечный день можно проиграть, а в дождливый получить прибыль.
Дедушка считает меня большим знатоком вина.
– Катерина, купи бутылку вот этого… Забыл, как оно называется… Точно такое же, как каберне, но не каберне.
Может, я не знаток вина, зато я знаток дедушки.
– Мерло? – спрашиваю.
– Точно!
Негоцианты на агоре расставили зонтики погуще и действительно торговали в свое удовольствие. Соблюдали чин античного приветствия, здороваясь с покупателями или просто прохожими:
– Здравствуй! Как ты? Как здоровье? Дети в порядке? Слава Богу!
Делают они это не для того, чтобы простимулировать продажи, им важно общение. Общение – обширное искусство, но грекам и в голову не приходит пренебрегать его малыми жанрами.
Нектарий показывал госпоже Аргиро связку бананов. Прихорашивал, поглаживал, поворачивал разными сторонами.
– Они прекрасны, не правда ли?
Госпожа Аргиро потыкала критически согнутым пальчиком в черное пятнышко на одном из бананов.
Нектарий вырвал его из связки и атаковал заново:
– Но остальные-то прекрасны?!
***
Госпожа Аспасия увлеченно пробовала грецкие орехи нового урожая, бросая скорлупу прямо под ноги.
Летним фруктам конец: фокус сместился на капусту, брокколи, появились первые мандарины.
***
Продавцы Костас и Манолис – два противоположных характера, прямо античные Демокрит и Гераклит. «Гераклит» Костас вечно в грустях, все время ждет подвоха, паникует и впадает в отчаяние от одного предчувствия, без наличия практического повода. Демокрит же, то есть, пардон, Манолис и к реальным неприятностям относится хладнокровно, сангвинически.
– Что за год, – вздыхал Костас, прижимая руки к груди. – Зимой был снег, летом пожары. Сейчас осень, и вот, пожалуйста, дождь! Боюсь дождя. Испортит товар!
– А я ничего не боюсь, – вальяжно заявил Манолис.
– Что, и августовского пожара не боялся?
– Нет. Я им наслаждался! Ну, пока нас из дома не эвакуировали.
***
Апостол наставлял Ставроса Якумакиса:
– Картошка – талер за мешок. Бери с закрытыми глазами!
***
Прокопий раздвинул предстоявших перед ним друзей, пригласил меня за прилавок.
– Угощайся, – протянул пачку «Карелии», по-рыцарски поднес зажигалку.
Закурил сам и замолчал. Это было непривычно.
– Вы устали или, может, расстроены чем-то?
– И устал, и расстроен. Сил нет. Я уже два года никуда не выходил из дома, помимо работы.
– А что случилось?
– Случилась мама. Моей маме 90 лет. Весь уход на мне – я ее мою, готовлю ей еду. Еще и гемодиализ почек… Подожди, покажу ее фотографию.
Прокопий достал телефон и открыл изображение розовой седовласой крошки в белой ночной рубашке, опирающейся на ходунки.
– Ее зовут Ангелики. А она и есть настоящий ангел. Изо всех сил, понимаешь, рвется на небо, а мне приходится ее удерживать… Мне говорят – отдай ты ее в пансионат, но…
Мне показалось, что он заплакал. Но я увидела только, как он отвернулся. И немедленно сменил тему:
– Ты замерзнешь, сегодня же дождь! Почему без куртки?
– Ерунда. Я вчера была в таверне, сидели за столиком на улице. Рядом парень хотел дать своей девушке свитер, а она сказала: «Ерунда! В Греции не бывает холодно!»
– А что ты делала в таверне? – неожиданно спросил Прокопий и подозрительно посмотрел на бутылку греческого народного «мерло», торчавшую из пакета. – Ты там… ела?
– И ела тоже, – струсила я. – А что такого? В вине нет ничего плохого, если в меру.
– Да, – легко согласился Прокопий. – Во всем нужна мера. Кроме любви.
Тут уж я не выдержала. И спросила:
– Как вы умудрились стать таким оригинальным философом, торгуя на рынке?
– Кто его знает, – рассеянно ответил Прокопий. – Это ведь как добро, которое рождается само. Если у добра есть причина – то это уже не добро. Вот и у философии нет никаких причин.
К нам подошла Феодора и предложила круассаны – «к сигарете, чтобы не курили натощак».
– Хороший человек ваша помощница, – сказала я, закусывая «Карелию» круассаном.
– Ничего удивительного. Это потому что и я человек. – спокойно резюмировал Прокопий.
Греков часто обвиняют в том, что, дескать, они медлительны, ленивы, никуда не торопятся. Один греческий философ, не Прокопий, забыла кто, писал, что человек рождается долго. Чтобы стать человеком, недостаточно просто появиться на свет, нужно годами прикладывать усилия.
Не надо торопиться. Добиваться славы, богатства, власти. Иногда достаточно агоры. Здесь столько тепла, что, несмотря на дождь, нельзя не признать, – в Греции никогда не бывает холодно.