Рыжая луна неделю вынашивала этот день, плавая в полупрозрачном многослойном коконе. Кокон переливался парадным хрусталем театральной люстры. Торжественное сияние сдул северный ветер. Уронил базилик на балконе, разнылся, разбудил тоску. Бессонная ночь вышла на охоту, она – тот самый мысленный волк, от которого звероуловлен будеши. Как долго ночью длится вечность!
Боги времен года словно замедлили шаг. Но яблоки все так же по-осеннему остро пахнут вином. У господина Афанасия развязался мешок, картофелины рассыпались... Афанасий с трудом начал медленный поклон, но его перебил Нектарий:
– Остановись, отец! Я все соберу!
Греция опять в карантине, переезды между номами с завтрашнего дня запрещены.
– Я буду скучать по своей деревне, – стучал себе в грудь Манолис. – Как Дафнис скучал по Хлое!
– Ты что, собирался на Крит? – спросил его Прокопий.
– Нет, но чувствую себя так, как будто собирался.
– Что за погода, – Прокопий злобно вгляделся я в белесые волокна облаков, которые ветер с воем таскал по небу.
– Устроили мне тут сквозняк! Как будто осень!
И добавил со сварливой категоричностью советского объявления «ушла на базу»: – Сегодня философствовать не будем.
***
Старик в парадном костюме, отливающим синтетически-змеиным блеском, приближаясь к прилавку, воздел обе руки:
– Ах, какой прекрасный человек Константинос! А какие прекрасные у него вещи!
– Например, какие? – иронически уточнила госпожа Антигона.
– Например, корень сельдерея.
***
Манолис проводил презентацию своей витрины:
– Салат сегодня нежный, брокколи тоже. Обратите внимание на яблоки: вот эти вот сладкие, эти сладкие, и те сладкие.
– Что, других нет? – интересуется покупательница, напоминающая своим всклокоченным видом и язвительным голосом комическую старуху.
– О, мадам, специально для вас я приберег кисло-сладкие!
***
Блаженное безумие поэта
– Покупайте гранаты! Смотрите, какие красивые! – зазывал Нектарий.
– Да, красивые, – согласилась с ним госпожа Антигона. – но сегодня я хочу прекрасные!
***
Прокопий с Нектарием, греясь у жаровни, обсуждали какой-то свежий конфликт.
– Не позволяй ему заговорить дело словами! – советовал Прокопий, взрезая зубами шашлычок из свинины, облитый горячей пеной. – Его поступок должен остаться абсолютно голым!
Сутулая рыночная собака оставила на столбе свой неразборчивый копирайт.
Не странно ли блаженное безумие поэта, его искания единственного слова. Но каждому свое. Не мешкая иди туда, где жизнь твоя по-прежнему благословенна.