«Мне ничего не нужно», — говорит бабушка всякий раз, принимая подарки.
«Зря только потратились», — с такими словами распаковывает каждый сверток.
«Ну я же не сношу», — комментирует, если получает в подарок одежду или обувь. И сразу добавляет: «Ничего, меня не станет, обрадуетесь запасам-то».
Мы, бабушкины дети и внуки, настолько привыкли к бабушкиной реакции на подарки, что уже и не реагируем на ее слова. Когда на протяжении десятилетий ты слышишь одно и то же, оно превращается в какой-то естественный фон. Этот фон и сопровождает многочисленные диалоги с бабушкой:
— Что ты делаешь?
— Штопаю простынку. Совсем разорвалась. Тонкая стала, как паутинка. Ее еще моя мама шила.
— Бабушка, мы же подарили тебе новое постельное белье. И из командировки привозили. И то, помнишь, на Новый год ты нашла под елкой?
— Помню, кончено, помню, — скороговоркой отвечает бабушка и спешит перевести тему разговора.
— Зачем тебе вязать носки? Тем более если болят руки... Я купила тебе три пары. Из шерсти ламы. Они очень мягкие и очень теплые. Примерь.
— Я уже много раз любовалась ими. Чудесные носочки, — бабушка ищет в ящике стола спицы. Достает увесистый клубок толстой шерсти. Заводит разговор про погоду. Начинает вязать носок.
— Бабушка, так уже никто не делает. Этот порошок отстирывает любые пятна. Честное слово! Раз попробуешь – ни на какой другой уже не променяешь.
— Я попробую. Как-нибудь. Потом.
Бабушка возвращает пачку порошка в кладовку и ставит поверх еще нескольких нераспакованных коробок и пачек. И продолжает тереть на терке гигантский кусок хозяйственного мыла. Стружки падают в таз. Они похожи на рыбную чешую. Какой-то доисторической рыбы в каком-то доисторическом тазу.
— Бабушка, мы же купили тебе два новых таза. Они и легче. И не ржавеют.
— Да что должно случиться с тазом, чтобы его выкинуть? Дырка! А этот целехонький…
В бабушкиной квартире остановилось время. Емкости для специй спрятаны на антресоли. Специи хранятся в обычных полиэтиленовых пакетах. Новые тапочки засунуты в ящик дивана. Старые, все в заплатках, на видном месте в коридоре ждут гостей. Отвалился абажур от настольной лампы. Вместо нее поставили новую. Яркую. Красивую. Но бабушка нашла изоленту. Кое-ка закрепила абажур на старой лампе, а новую задвинула за шкаф, прикрыв от пыли вышитой салфеточкой.
— Бабушка, сейчас другое время. Можно не бояться, что все исчезнет. И твои дети не бедствуют, а внуки хорошо зарабатывают. Когда же еще пользоваться благами, если не сейчас? – мы постоянно пытаемся поменять бабушкино отношение к новым вещам, хотя давно поняли, что это бесполезно. Сперва казалось, что бабушка слишком экономная. Потом списывали на «синдром отложенной жизни», хотя не совсем ясно, какое будущее можно планировать, когда почти восемьдесят. Но однажды спросили бабушку прямо:
— Бабушка, почему тебе не хочется выкинуть черно-белый телевизор и, наконец, смотреть цветной, современный? Почему ты все время ругаешься на радиоприемник, что он тарахтит, хотя у тебя есть новый, компактный и удобный? Зачем этот будильник, который забывает звонить, если есть вот этот: один раз программируешь время, и он никогда не подведет?
— Когда я выходила замуж, — бабушка начала отвечать из самого далекого далека, — у меня из приданого было две подушки да пустой сундук. И свекровь потом всю жизнь меня попрекала, мол, взяли в дом нищенку. Я слова сказать не смела, потому что даже те две подушки прохудились. А в сундуке, где решили хранить муку, завелись мышь и всю муку попортили.
— Но когда это было… — все-таки бабушка как будто снова уходила от ответа.
— У меня пенсия, сами знаете, какая. Разве я могу оставить после себя вам богатства? Вроде нет? А я – оставлю, — бабушкин взгляд опять стал загадочным. – Вы и не помните, что вас всех ждет. Там ведь, — бабушка показала в сторону подвала, — и новый электросамовар, и несколько термосов. А кастрюль… — бабушка всплеснула руками. – Мне на работе дарили. На юбилей дарили. Когда на пенсию вышла – дарили. Еще есть примерно пятнадцать сервизов. А халатов – хватит до следующего века.
Потом бабушка задумалась и сказала:
— Вроде после меня всем всего должно хватить. Но мне надо еще немного пожить. Правнук мечтает о компьютере. А его мне пока не подарили. Что ж ему теперь, ни с чем оставаться?