Подперев кулачком щеку, Инги смотрела в телевизор. И думала о том, что гораздо веселее смотреть в него, когда он выключен. В нем отражаешься ты сам. Можно язык показать. Помахать. А сейчас там чужие скучные люди говорят скучные вещи.
— И вот подумайте, — вдруг взвыла полная морщинистая тетенька с фиолетовой и розовой прядью, выпущенной из прически, при этом она будто подскочила на диване и всплеснула руками, — один человек вызвал к жизни целый мир!
Дяденька в коричневом костюме, сидевший рядом с ней, был, похоже, не в таком восторге от картин какого-то художника, которые были видны с экранов студии, но все же сказал:
— Да-да, действительно, человек способен вызвать к жизни целый мир, таков творческий дар. А теперь мы поговорим о…
«О разных глупостях», — прошептала Инги и довольно хихикнула.
Она встала, прошлепала босыми ножками к ванной. Вода брызгала, а мама с кем-то разговаривала по телефону. Она с ним не расставалась. Наверное, болтала с подружкой, потому что смеялась.
Инги вздохнула. Когда она так вздыхала при старших, ей говорили, что она «как старушка».
— Не как старушка, а как бабушка Сусси, — поправляла Инги, но ее, похоже, не слушали. Во всяком случае – ничего не отвечали.
Инги было тоскливо в городе. Особенно когда шел дождь. В дождь, конечно, можно надеть сапожки, взять большой прозрачный мамин зонт и пойти шлепать по лужам. Но без мамы никуда уходить нельзя, а мама гулять под дождем не хочет. Может – она обижается, что Инги так любит ее зонт? Но ведь мама с ним сама никуда не ходит, только с другим, маленьким, голубым, говорит — он удобный. Инги любит смотреть в небо сквозь прозрачный зонт. Капают капли, каждая из них касается натянутой пленки с самым чудесным на свете звуком. А большой он — можно играть в дом. Хороший дом для Инги в серую звучную погоду. А в яркую и теплую они с мамой иногда выходят из дома. Но путешествуют обычно по магазинам. «Хочешь эту конфету? А это печенье? А вот какое платье!» «Нет, я хочу то, что не едят и не носят,» — терпеливо объясняет Инги. Она хочет трогать кору деревьев, гладить лепестки цветов на клумбах. «Нельзя!» И почему? Там, где живут бабушка Сусси, дедушка Макс, тетушка Мария — там можно касаться цветов, и они от этого совсем не вянут, даже те, что в саду. А уж те, что на лугу у леса… Инги снова вздохнула. И с новым вздохом к ней пришла новая мысль. Вот почему, наверное, старые люди вздыхают: у них много мыслей!
Девочка достала новые туфельки и надела их.
Дотянулась до дверного замка.
Она хорошо помнила, какой автобус везет из города в деревню. Очень хорошо. Хотя и прошло-то уже года два – но разве можно забыть, как попасть туда, куда очень хочется?
Путь до остановки оказался неблизким. Но она успела на автобус, который как раз отходил, подбежала к каким-то двум многодетным семьям. Братья и сестры помогали друг другу подняться по ступеням. Помогли и Инги. Она устроилась на сиденье рядом с румяным маленьким мальчишкой, который, не спрашивая, угостил ее магазинным яблоком.
— Вкусно, спасибо, — с набитым ртом промычала Инги. Она знала, что так нужно сказать, потому что это будет вежливо. А вот то, что она подумала – что яблоки в деревне гораздо вкуснее — говорить не надо, мальчишке будет неприятно и он пожалеет, что потратил яблоко на невоспитанную девочку. А она же уже не вернет же яблоко обратно.
Инги почесала затылок. А вдруг ее никто не узнает? Когда она в последний раз была у бабушки Сусси — у Инги были косички. А сейчас — короткая стрижка. Бабушка Сусси плохо видит, она может сказать: «Это что за мальчик к нам приехал?»
Да нет. Бабушка Сусси — узнает.
Две семьи собрались выходить на совсем другой остановке. Придется выйти с ними, чтоб никто ничего не заподозрил. Но Инги умеет читать указатели и доберется сама!
Девочка шла и шла по пыльной обочине дороги: ей объяснили, что по самой дороге идти опасно, могут сбить машины. Но машин не было, а ноги очень устали. Инги села прямо на траву, чтобы отдохнуть – и между деревьями увидела знакомую крышу домика.
— Бабушка Сусси! — закричала Инги и помчалась что было сил. Домик с дороги казался игрушечным, но Инги добежала до него так быстро, что почти совсем не запыхалась. Обойти забор, вбежать в открытую калитку…
— Малышка! Инги!
От бабушки Сусси пахнет булочками с яблоками. С настоящими, не магазинными. Добрый, добрый запах. Бабушка, в хлопковом платье и в фартуке, обнимает ее и плачет от радости:
— Да какая большая выросла! Да как хорошо, что ты приехала!
Удивительно: она совсем не спрашивает про маму и папу. Только подхватывает Инги, как совсем маленькую, на руки, несет в дом, сажает за стол. И, как водится, время от времени вздыхает. Дает в руки большую белую чашку с какао: из молочка от коровки Лолы, любимицы тетушки Марии! А вот и булочки, мягкие, замечательные. Весь дом бабушки благоухает, деревянных стен хочется касаться и касаться, одним пальцем, другим, ладонью, и старая скамья совсем не шатается, как на ней ни качайся, и в вазочке цветы с луга, простые, синие и желтые, с трепещущей травкой, в них можно закопаться носом. Бабушка смеется, осторожно вытирает личико Инги от пыльцы и целует в нос. Инги тоже смеется.
Потом она бежит по улице и что-то кричит от радости. Она подбегает к лавочке у еще одного дома. Там сидит дедушка Макс с трубкой. Инги выхватывает из его рук дымящуюся трубку и делает вид, что хочет сунуть себе в рот. Дед притворно ахает, качает головой, они хохочут. А вот тетушка Мария, выглядывая из-за кустов, с которых она собирает спелые ягоды, — не хохочет. А ворчит, чтоб папа не портил здоровье ни себе, ни ребенку.
— Вот, возьми лучше, — она протягивает девочке маленькую корзинку с яблоками, как будто заранее приготовила. И тут яблоки! Вот сейчас бы того мальчишку поблагодарить по-настоящему, и его, и всех пассажиров автобуса, и водителя.
Всё из красок и запахов. Ржавый старый велосипед у забора. Лестница, с которой собирают плоды с деревьев. Сами деревья: Инга в ужасе понимает, что уже и забыла, как почти все они называются…
И тут она спохватывается. Она же так долго сюда добиралась! Наверное, скоро уже вечер. Её, конечно, ищут. Мама как-то до слез испугалась, когда Инга залезла в детский надувной бассейн в игрушечном магазине и не вылезала. Охранник быстро нашел Инги, и плакали теперь двое: мама, уже от радости, и Инги, которая не хотела расставаться с бассейном, так плотно надутым для привлечения покупателей.
Девочка схватила одно яблоко и бросилась бежать по улице.
— Я еще вернусь! — закричала она. И — Инги в этом уверена — услышала громкое эхо своих слов. То, что она кричала, услышали все в этой деревне. Каждый житель — каждое слово Инги.
Она бежала, пока не выбилась из сил. А потом пошла. А потом легла прямо в траву.
— Я только минуточку отдохну, — сказала она вслух и уснула.
**
— Я день и ночь зарабатываю деньги — для чего? Для того, чтобы ты не следила за ребенком? – горячился мужчина в строгом костюме. Несмотря на обилие геля для волос, прическа сейчас была под стать ему — взъерошенной. Женщина, на которую он кричал, плакала, не стыдясь прохожих.
Полицейская машина затормозила прямо рядом с ними. Оттуда вышли мужчина и женщина. Мужчина держал на руках спящую Инги. Инги сжимала в ручке яблоко.
— Доктор решил, что ваша девочка совершенно здорова, и поэтому мы возвращаем ее вам, — нетерпеливо заговорила женщина, как только крупный полицейский закончил представлять себя и спутницу и предъявил документы. – Однако завтра я загляну к вам, мне нужно оценить серьезнее, чем сегодня, в каких условиях живет ребенок и почему он оказался без присмотра. Мы понимаем ваши чувства, поэтому на сегодня мы оставим вас.
А полицейский, осторожно передавая ребенка с рук на руки отцу, сказал:
— Вот так мой коллега ее и нашел. Спящей и с яблоком, у самого леса. Она проснулась и сказала, что была в деревне у каких-то бабушек и дедушек, а теперь хочет к маме, которая волнуется. Очень бойкая девчушка, так мило разговаривала с доктором, жалела, что забыла корзинку с яблоками, а то бы всех нас угостила.
Отец изобразил широкую улыбку и рассыпался в благодарностях. Когда полицейский сел в машину, мужчина, не убирая улыбки, велел жене забрать из рук девочки «эту гадость». И надкусанное яблоко отправилось в мусорный контейнер.
**
— Погоди-ка, — остановилась женщина у самого подъезда и оттерла с лица слезы. – Деревня… неужели наша деревня? Разве она еще есть?
— Не будь дурой, Эльза, — скривился муж. — Там и оставалось-то три или четыре жилых дома, когда мы перестали там снимать домик на лето. Старики умерли, наследники продали дома под застройку, нет давно никакой деревни. Кому нравится жить у леса — те покупают дома, я не представляю, чего в этом хорошего.
— Воздух, наверное, хороший, — как можно тише стараясь шмыгать носом, отозвалась жена.
— Если бы ты не ленилась встать и пойти с дочерью в парк — тебе бы и тут воздух был хороший, — бросил ей муж. — Придержи-ка дверь.
— И Лоле спасибо за молочко, — пробормотала девочка, переворачиваясь на руках отца, будто в кровати.
Отец поморщился, но ничего не сказал.