Детство я провела в деревне. Липецкая область, река, куры, яблони. Красота неимоверная. Время измерялось коровами: коров уже прогнали? коровы не прошли ещё? а давно? ох, беги за банкой! или - а где ж наш телок-то?
Праздники были. Праздновали все: и советское, и церковное, и местное - на кулачках дрались, гадали, русалку водили. На Троицу березки ломали. И вот я помню, что смотрела на тех, кому было 40-45, и думала: почему они ведут себя как сумасшедшие?
Вообще, они мне очень нравились - жилистые, загорелые дочерна, по-родному пахнущие молоком и навозом, любящие посмеяться, с золотыми зубами, свои, старшие. Но!
Почему, думала я, они обливают друг друга водой из ведра? Почему пьют бражку и из-за этого сжигают баню? Почему плачут и дерутся, и одновременно играют на гармони? Почему их смех внезапно переходит в мордобой или в непредсказуемый коллективный плач - одна слёзы смеха утрёт, скажет: ох, девки, грешницы мы - и привет, уже все завыли, перестав грызть семечки. Удивлялась, короче.
А сегодня вдруг того, ощутила похожее желание. Нагнать ведро самогонки. Или браги, ладно. Клубника, скажем, пошла, и я поставлю бражку на клубнике, оно ещё и полезнее, вкус лета. С утра подоить и выгнать корову. Выгнать овец. Поросенку задать, курей выпустить. Перекидать быстро навоз. К политической передаче освободиться, ну, какую там в восемь утра повторяют. Позавтракать. Запить ковшом бражки. Потом вторым. Взять гармонь, пиджак - и заиграть.
И все соседи скажут: Манька уже празднует. И никто не осудит, потому что и сами уже приготовились: кто самогонки наварил, кто бражки, а кто и достал ради праздника политуру. В обед коров прогонят, я ещё маленько поиграю, но основное веселье будет вечером, когда загонят скотину, ведро мое подойдёт к концу, но я пойду на посиделки в надежде, что у кого-то что-то есть, и на мне будет платок с люрексом, чистый фартук, треники, халат и ещё один халат. И мы с другими безумцами будем плакать, смеяться, играть на рваной гармони, неожиданно горько вздыхать и свистеть в два пальца после каждой частушки.
Я любила-любила
Вышитые грудина!
А теперь-то какова
- С кочетами рукава!
Ох, мать моя мать,
Куда горюшко девать?
То ли по полю развеять,
То ли в поле закопать!
Старухе сто лет,
Старику двести,
Старик лестницу несёт
На неё лезти!
И Матаню потом!
С визгом на одной ноте, как я люблю:
У Матани двери сняли
И корову увели!
А Матане приказали
С печки прыгать до двери!