«Жена декабриста». Это шутливое прозвище закрепилось за Светой еще в старших классах школы, когда Света, первая из нашей компании, стала встречаться с первокурсником. Первокурсник жил в общежитии на другом конце города, традиционно голодал и много спал, забывая написать очередной доклад или реферат. Из его комнаты после первой сессии вылетели из института сразу три студента, но не он. Потому что у него была Света. Света шла на золотую медаль. И отлично соображала в предметах, по которым студенту светил «неуд.». Пока студент ел кулебяку, которую Света заворачивала в несколько полотенец, чтобы довезти тепленькой, она писала за него одну работу за другой, отвлекаясь лишь на секунду – смахнуть крошки кулебяки с редких и вообще не делавших его мужественным усов.
— А если все-таки вылетит, будешь жать его из армии? – подначивали Свету подружки.
— Буду, — говорила она так уверенно, словно давно решила: будет ждать сколько нужно, хоть до старости. Тогда мы смеялись над Светиными словами. А теперь, вспоминая их, каждая из нас задается вопросом: откуда она знала, что всю жизнь будет ждать?
После студента, который на четвертом курсе все же был исключен за прогулы и уехал к бабушке в деревню, не только не позвав с собой Свету, но и объявив, что у него там невеста, Света встречалась с Максом. Макс играл на гитаре. Переводил тонны лака для волос, пытаясь смастерить на голове ирокез, который называл «хохолком» и который на хохолок всегда был похож больше, чем на брутальную прическу. Макс организовал группу. Собирался покорять заграницу. Злился, что честным людям невозможно пробиться на большую сцену и приходится через провинциальные клубы добираться до звезд. А Света, поддакивая любимому, ждала его с концертов. Кулебяку он не любил. Обожал баранину. Света по книгам научилась готовить баранину и так, и сяк, и наблюдая, как, уставший с дороги, Макс уплетает очередной люля-кебаб, с нежностью вытирала салфеткой жир с его губ и подбородка. А после ужина – обрабатывала ссадины на его лице. Макс всегда возвращался побитый. Жаловался, что «опять пришлось защищать», что «без меня бы не справились», «я же своих не бросаю». Только чудо спасало Макса от серьезных последствий.
— А если вдруг посадят, будешь ждать? – мы, Светины подружки, давно воспитывали детей и надеялись, что на этот раз Света даст другой ответ. Мол, сколько можно. Я хочу спокойствия, семью, очаг. Но Света вздохнула так, как вздыхают люди, которым приходится делать нелюбимую работу, и выдала свой стандартный ответ:
— А куда я денусь? Он ведь больше никому не нужен с таким вспыльчивым характером. Но так всегда с талантливыми людьми, я потерплю.
Макса не посадили. Но на очередных гастролях он встретил даму постарше, которая тоже умела готовить баранину. А еще имела связи в местном ДК. Говорят, каждую субботу в течение пяти лет группа Макса собирала там полный зал. Но Света за его карьерой, конечно, не следила. Потому что жизнь ее стала совсем далека от музыки. Светин избранник имел свое бюро путешествий и не понимал людей, которые сидят дома:
— Я бы со скуки умер, — признавался он Свете. – В мире столько всего интересного, а ты в четырех стенах сидишь.
И он не сидел. Максимум пару недель в год он проводил к Светиной квартире. Остальное время присылал ей фотографии с какого-нибудь берега, с вершины горы, тут забирается на пальму, там – ест неведомый Свете фрукт.
— Зачем тебе такой? Так ведь всю жизнь прождешь…
Света сама обращалась к нам за советами, но понимания не находила. А в последнюю нашу встречу вдруг сказала:
— Я тут думала: что со мной не так? Почему я одна? Почему нет ни мужа, ни детей? А потом поняла. Я слишком рано научилась терпеливо ждать. Прекрасно помню тот день, когда мама мне сообщила за завтраком: «Папа уехал в экспедицию. Вот совершит грандиозное открытие и вернется». Вместо того, чтобы объяснить мне, четырехлетней, что папа и мама больше не будут жить вместе, мама врала мне много-много лет. Что папа не пишет, потому что на необитаемом острове нет почты. Что папа не приезжает, потому что заболел экзотической болезнью и его где-то там, за сотни тысяч километров, лечат самые лучшие в мире врачи. Что папа звонит нам, потому что там то ураган, то наводнение, то еще что-то… А когда мне было десять, мама привела в дом дядю Сережу. Дядя Сережа подарил мне мешок конфет, дорогие фломастеры и футболку с блестками, а мама сказала:
— Светочка, мы тут с дядей Сережей подумали… Ну сколько можно ждать этого папу с его невероятным открытием, правда? Я лично ждать устала. Если ты тоже устала, можешь не ждать.
Дядя Сережа обнял маму и закивал:
— Жизнь-то одна, понимаешь, Светик? Жизнь проходит! Жить надо каждый день!
Это «Светик» резануло меня так, как будто дядя Сережа не произносил его, а писал лезвием на моей коже. И я подумала: «У мамы вообще никакого тепрения. Хорошо, что я на нее не похожа. Все говорят, что я один в один, как папа». И я сказала:
— Что ты, мама. Я совсем не устала ждать папу. Я подожду. Пусть спокойно совершает свое невероятное открытие и возвращается, когда сможет.