Наконец, и на мою улицу пришел праздник! Младшая дочь выучила свою первую песенку, и утром я проснулась в компании тех самых «Неуклюжей», которые в моем собственном детстве будили моих родителей. Я тоже просыпалась раньше всех в доме и тоже сообщала об этом песней Владимира Шаинского. «Пусть бегут Неуклюжиииии!» — пела я, а если честно, то больше кричала, голосом подбадривая этих Неуклюжей.
Кто они?
Как выглядят?
Не помню, чтобы меня это интересовало. Ну «Неуклюжи» и «Неуклюжи». Есть же «Хотятли русские» в стихотворении, которое учил мой старший брат. И никого это не смущает… Там так и говорится: «Хотятли русские войны». Мне предстояло вырасти лет на двадцать, чтобы с удивлением обнаружить: в стихотворении Евгения Евтушенко «хотятли» – это не какая-то разновидность русских (в чем маленькая я нисколько не сомневалась), а всего лишь глагол и частица, которые следует писать раздельно.
— Вот ты все поешь про этих Неуклюжей. А кто они? — решила узнать у дочери за завтраком.
— Такие бедняжки! — не задумываясь, ответила дочь.
— Бедняжки? — удивилась я.
— Ну да, промокли под дождем, везде лужи… Конечно, бедняжки. Бедненькие мокрые Неуклюжи! — объяснила дочка и вечером предоставила мне реальное доказательство, что Неуклюжи существуют. Муж по пути с работы попал под ливень и стоял в нашем коридоре, наблюдая, как стекающая с его волос вода образует маленькую лужицу под его ногами.
— Папочка, ты у нас такой Неуклюж! — дочь встретила папу неожиданной фразой, но он не растерялся:
— А ты моя красавица Икуку! — ответил папа.
— Стоп, какая Икуку?! — возмутилась я. — Экупка! Красавица Экупка! Там «Э», а не «И». К тому же в середине — «п», — песню мушкетеров я знала на зубок, ведь в детстве пела ее везде: в очереди за квасом, качаясь на качелях во дворе, в плацкартном вагоне, в котором мы с бабушкой ехали из Москвы аж в Адлер.
— Красавица Экупка! И не спорь! — сказала я, в надежде, что муж сдастся. Но не тут-то было!
— А «Клубкино путешествие» ты в детстве смотрела? А удивлялась, что Клубкина там ни разу и не показали?
— Конечно, смотрела, — я сразу поняла, о какой передаче речь. И вспомнила, как мама усаживала меня маленькую перед телевизором, а сама вставала за моей спиной и расчесывала мои длинные, спутанные после мытья волосы. В те моменты, когда я ойкала, мама строго выпаливала: «Терпи, коза, а то мамой будешь!». Мне было обидно, что мама обзывает меня козой. Но быть мамой вообще не пугало. Я видела в витрине Детского мира розовую коляску для двойни и понимала, что мне она достанется только в одном случае: если я стану мамой.
Пока мы с мужем словесно ностальгировали, дочь проявила смекалку и решила снять с папы мокрую ветровку. Она дотянулась до бегунка на застегнутой молнии и потянула его вниз. На середине пути бегунок застрял, и дочь произнесла с претензией:
— Ну вот, опять ткань попала!
И после, обращаясь уже ко мне, задала вопрос, на который я не нашлась что ответить:
— Мама, а зачем вообще нужна эта противная Тканьпопала? Она же все время мешает!
Я молчала. А перед глазами у меня возникло выражение лица моей собственной еще молодой мамы, на день рождения которой я выучила песню Михаила Боярского. И вот, мама стоит в центре гостиной, держит букет красных гладиолусов и слушает, как я уже перешла к припеву: «Все пройдеееет», — пела я настолько нежно, насколько могла, и продолжала: « И пищать не надо…». Папа, который тоже был в числе благодарных слушателей, раскашлялся, а брат с хохотом выбежал из комнаты. Но мне, конечно, никто не мог помешать допеть песню до конца. Ну, кашляет папа. Наверное, простудился. Ну хохочет брат, ему палец покажи — все равно будет смеяться… «Так устроееееен свет…» — закончила я. И мама меня поцеловала.