Автор: Екатерина Федорова
Фотография: Олег Астахов
Госпожа Васо высадила весенние цветы в садовые амфоры. Анютины глазки, георгины, камелии. Итальянка Клаудия из дома напротив открыла сезон телефонных разговоров на балконе.
– Я устала. Я одинока. Я хочу нормальных неприятностей, нормальных, понимаешь, человеческих неприятностей, а не тех, о которых рассказывают в новостях. – громко, на всю нашу гору, жалуется Клаудия в телефон. – Я не могу себе доверять!
Я ее понимаю. Я тоже уже ни в чем не уверена. Ни в мире, ни в себе. Не зря мудрец назвал чувство уверенности божественным – без него человеку не справиться. Но его больше нет, и взяться ему неоткуда, теперь это навсегда. Ты годами отращиваешь корни, прорастаешь в жизнь с трудом и болью, и в конце концов выясняешь, что житейские неприятности – болезни, безденежье, невезение, разрушенная профессия – являются бонусами мирной жизни. И считаются контрабандой на фоне событий из категории абсолютного зла.
Теплое дыхание света. Тусклый блеск осыпавшихся миндальных лепестков. Эллиптический апрельский синтаксис: с утра было холодно в куртке, после обеда стало жарко в футболке. Дрозд, черный, гибкий, поворачивает ко мне свой профиль – прямоугольно-латинский, говорливый, точь-в-точь, как у Клаудии. Пятница. Пора идти на агору.
Прокопий, увидев меня, хлопнул себя ладонью по лбу и перекрестился.
– Ты где была в прошлый раз? Почему пропустила?
– Болела.
– А, тогда понятно. Причина уважительная. Я уж думал, ты нас бросила. Впрочем, был уверен, что вернешься. Ты такая.
– Какая такая? (Я была уверена, что он скажет – «верная»).
– Трусливая.
– Что? Почему?
– Боишься остаться без свежих овощей и фруктов.
Нектарий привез артишоки и бананы. Подписал артишоки: «из Арголиды», на бананы поставил табличку «из деревни Тарзана».
– Что думаешь про ситуацию в мире? – спросил его господин Афанасий.
Нектарий замахал руками. Начал описывать свои мысли и переживания, но при этом по-евангелически избегал конкретики и обозначал источник туманным местоимением «она», приобретшим метафизическую вескость.
– Она перевернула весь мир, весь! Она не дает жить! Не дает вырастить детей!
– Да кто эта "она"? – не выдержала госпожа Аспасия, которая давно уже прислушивалась к разговору.
– Кто, кто… путана! – отрезал Нектарий.
Молодой человек лет сорока пяти забрал у Прокопия осьминога целого, для кастрюли, и отдельные щупальца на угли, серых гигантских креветок на решетку и маленьких розовых для соуса «саганаки».
– Христофор пока холостяк, – шепнул мне Прокопий. – Живет с родителями. Поэтому он такой хозяйственный.
– Жду в субботу друзей, они соблюдают пост. – объяснил Христофор масштаб покупок. – Еще сделаю тарамосалат, куплю долмы и халвы. Думаю, пяти килограммов морепродуктов нам хватит. О, дай мне еще две рыбки, Прокопий. Это для моих родителей.
– Серьезно? Две рыбки? – удивился Прокопий, распихивая осьминогов и креветок в пакеты.
– Да, – беззаботно подтвердил Христофор. – они ведь не постятся.
***
– Хорошего тебе месяца, – по обычаю пожелал Манолису господин Ставрос Якумакис.
– Эх, да разве он может быть хорошим, – вздохнул Манолис. – Что бы ни случилось, он не сравнится с февралем. В феврале люди были счастливее.
***
Асимина и Фофи сидели за столиком у жаровни, ели мясо и жареную картошку. Фофи жаловалась:
– Представляешь, Асимина. Я считала Спиридона интеллигентным человеком… Он всегда такой аккуратный, в очках… Но в конце концов оказалось, что у него просто плохое зрение…
***
Госпожа Аспасия исповедовалась Прокопию.
– Сколько ненависти. Почему от нее так зависят люди! Сколько боли! Нет сил горевать.
– Горевать вообще трудное дело, – соглашался Прокопий, дымя сигаретой. – Тут ничего не поделаешь.
– Лучше бы у меня совсем сердца не было, – с досадой продолжила Аспасия. – Я бы это пережила.
Прокопий усмехнулся, выбросил сигарету, похлопал Аспасию по теплой круглой руке. – Выжить можно и без сердца, Аспасия, но разве это жизнь? Жалкое существование, вот это что. А лично я, – Прокопий расправил плечи. – собираюсь жить до самой своей смерти.
Будем беречь, вернее, нет, наоборот – не будем жалеть свои сердца. Пусть они работают на полную катушку. Тогда мы сможем не только выжить. Тогда мы сможем жить.