Бывают такие сны, в которые не то, чтобы хочется, но можно вернуться. Снится неразборчивое будущее, возможно, даже не твое. Обезвреженные пробуждением фигуры сна пытаются убаюкать тебя заново. Человеку так важно побыть в инобытии, что он готов возвратиться даже в чужой кошмар, только бы поспать. Черт его знает, может, это полная луна не давала мне уснуть? Я посмотрела в окно: горящий лунный диск приподнял и раздвинул небо сверкающими ладонями. Наверняка ему ничего не стоит лишить человека половины ночи.
С утра атмосфера была напряженной, колкой, но потом прошел снег, воздух отсырел и смягчился. К обеду вышло солнце. Подновило облинявшие природные краски.
– Прекрасная вещь – свет! – заметил господин Афанасий, с удовольствием глотая оживший воздух.
– Да! – поддержала его госпожа Васо. – Это прекрасно, как … как время года!
– Всегда любуюсь им со своего балкона, – продолжал кайфовать Афанасий.
– Еще бы. Ведь твой дом забрал весь пейзаж! – позавидовала Васо.
***
Нектарий заботливо протирал каждое яблоко о свою куртку, прежде чем выложить его на прилавок.
– А я видел твои сны про сегодня! – почему-то крикнул он мне.
Иногда инобытие просачивается в явь, в бЫтие, как говорил Пятигорский, смещенным ударением выталкивая из существительного глагольную энергию. Бессонная ночь вскружила мне голову и нагнала мистики.
– Как твой внук? – спрашивала госпожа Андромаха госпожу Марьо.
– Приближается к пятнадцати килограммам, – гордо отвечала Марьо. – А твой?
– Занимается панкратионом, играет на флейте… – сказала Андромаха, как будто речь шла не о современном школьнике, а о древнем гоплите.
***
Аристотель Пеппас приставил к травам поясняющие таблички: «горькая», «сладкая», «нежная».
Нектарий, закончив с оформлением витрины, выкрикивал:
– Отличные апельсины: и выжимаешь, и ешь! Покупайте яблоки! Ароматные яблоки!
– Лучше говори не ароматные, а ароматические! Возникнут вопросы, то-се, сам не заметишь, как продашь весь товар, – оказал ему консалтинговую услугу Манолис. – Представляешь, друг, сегодня одна клиентка, да ты ее знаешь, старая Фотини, сказала, что у них в районе агора была запрещена из-за карантина.
– И что? – уточнил Нектарий.
– Я тридцать лет отдал агоре, – голос Манолиса поднялся и зазвенел, как бокал с вином. – И вот мы дожили до гонений!
***
Господин Афанасий, поставив сумки, беседовал с госпожой Уранией.
– Скажи мне, ты верующая?
– Верующая.
– Православная?
– Православная.
– Тогда почему тебе дали имя музы, покровительницы астрономии?
Смутить Уранию ему не удалось.
– Потому что мой крестный отец – ученый-астроном, – отрезала она и развернулась к мандаринам.
– Урания, дорогая, бери двумя руками, – попросил ее Нектарий.
– А вообще, – подумав, продолжила разговор Урания. – Путей к Богу столько, сколько душ.
– Разумеется, – поддакнул Афанасий. – Еще Гомер говорил, что все люди разные.
***
Прокопий расколол на мелкие кусочки лед в ящике и попытался улизнуть.
– Куда? – схватила его за рукав Феодора.
Прокопий схематично обозначил жестом белый свет и его окрестности, где так много красивых женщин, а также жареной свинины и сухого вина.
– Я на конференцию, – Прокопий наконец нашел подходящее для ситуации слово.
– А если я уйду и оставлю тебя одного? – пригрозила Феодора.
– Ничего. – смиренно пожал плечами Прокопий. – Я человек автономный. Побыл счастливым. Могу побыть несчастным.
Впрочем, Прокопий не ушел. Занялся прилавком, обещавшему знатоку тонкий рыбный стол. Разложил отливающих медью золотистых пагров, подкрутил хвосты дорадам, взбодрил креветок, приволок откуда-то грандиозных размеров лосося и дал задание Феодоре его распилить.
– У тебя есть хорошая рыба для духовки? – спросила его госпожа Андромаха.
Прокопий проткнул указательным пальцем воздух сначала у ее монументальной груди, а потом у тощей своей, как будто решил поиграть в считалочку. Ответил эллиптически и загадочно:
– Ты меня знаешь, а я – тебя. Кстати, ты в курсе? У нас ведь тут еще и рыба есть! Возьми сардину – такую сардину ты не покупала с рождения.
***
Бакалейщик Христос поприветствовал постоянного покупателя, господина Сотириса.
– Как дела, Сотирис?
– С каждым днем все хуже, – буднично-радостным тоном отозвался Сотирис.
– Что тебе положить? Карамель со вкусом корицы, как в прошлый раз? Впрочем, нет, погоди… Сегодня тебе нужна карамель со вкусом «узо».
***
Прокопий наконец вырвался на «конференцию», к жаровне, где его уже ждали Нектарий и Манолис, – в освобожденное время, на елисейские поля, которые описывал Платон:«У них будут и соль, и масло, и сыр, и лук-порей, и овощи, и они будут варить какую-то деревенскую похлебку… Мы добавим им и лакомства. Плоды и орехи они будут жарить на огне и в меру запивать вином».
Когда Платона спросили, что же эти люди завещают своим потомкам, он ответил: «Образ жизни».
Госпожа Урания, подобрав свои сумки, ускоряла шаг, спасаясь от зеленщика Апостола, который догонял ее, пытаясь во что бы то ни стало вручить ей пышный сельдерейный куст.
– Я не хочу, понимаешь, не хочу! – отгоняла его Урания. – Нет. – сурово возразил Апостол. – Это подарок.
***
Прокопий тем временем обсуждал тему бессмертия души, причем в остро-негативном ключе.
– А что плохого – быть всегда, – подзадоривал его Манолис. – Висишь себе в космосе, ничего не помнишь.
– Как же… – возмутился Прокопий. – У меня столько прожито… Много плохого, много хорошего. Нет. Я от своей не-вечности не откажусь! Иначе это буду уже не я.
Можно быть счастливым, можно быть несчастным, это в равной степени приятно, если ты остаешься собой или хотя бы двигаешься по направлению к себе. Путь длинный, за день его не пройти, – тогда ночь, такая же щедрая и неумолимая, как Апостол, встанет у твоего изголовья и протянет тебе долгие лунные километры бессонницы – в подарок!