15 мая 2021

Письмо маме

Я помню маму… Какой? Строгой? Сердитой? Закрытой? Печальной? Постоянно на что-то обиженной? Чужой…
Письмо маме
5445
текст

Мама маленького Лучика/Facebook

фото

Мама, мама… как много в этих звуках!

Почему же я никогда не воспринимала их, как что-то сокровенное? Что это вообще было для меня за слово? Сколько это длилось?

Вот я уже и сама мама. Травматичные периоды взросления моего ребенка у меня еще впереди, а травматичные моменты взросления меня самой — позади. Но сколько же из них по-настоящему не прожито!..

И как их теперь прожить? Я окунаюсь в воспоминания; конфликтные моменты в моей жизни отзываются болью из прошлого — причина моих реакций кроется именно в нем, но как сложно себе в этом признаться! Куда проще решить, что окружающие — причина моих бед и неурядиц. Только отсутствие честности с самой собой хуже сделает только мне. Поэтому снова и снова пытаюсь вскрывать загнившие нарывы, заросшие снаружи плотным слоем ороговевшей кожи.

Пишу письма обид. Проговариваю болезненные моменты. Спрашиваю психолога — почему так? А ответы — как размочаленный конец веревки, миллион торчащих ниточек, и за какую потянуть — не знаешь. 

Я помню маму… Какой? Строгой? Сердитой? Закрытой? Печальной? Постоянно на что-то обиженной? Чужой…

Да, пожалуй, чужой. Внешне — чужой. А внутри — рвет сердце на части, потому что вот оно, сердечко младенца, который любит маму безусловно, любит просто потому, что она есть, и никаких иных чувств испытать к ней не может. И внутренний младенец это чувство безысходной любви к родителю помнит. А внешняя женщина, вот эта, другая я, что снаружи — видит чужого человека.

Видит манипулятора, сильную женщину, привыкшую давить и принуждать. С которой не смог справиться отец и ушел. Которая растила двоих детей. Которая «всем пожертвовала ради нас». Положила жизнь на служение детям. И чьи дети, взрослея, должны были ответить тем же. Глубочайшим уважением к свои корням, постоянным нахождением рядом, помощью — по поводу и без.

Редко-редко я вижу маму без ее брони. Девочку, воспитанную властными родителями. Девочку, выросшую под постоянным контролем со стороны своей матери. С четкими устоявшимися семейными убеждениями, как правильно — жить, работать, зарабатывать, строить отношения. Не сумевшую построить свои… ни с кем, кроме своей мамы. Не сумевшую построить отношения с родной сестрой — и ради мамы отказавшуюся от общения с ней. Не сумевшую построить отношения с мужем — и оказавшуюся одной в непростые и не самые сытые годы. Вынужденную работать и зарабатывать, потому что она не знала, как можно жить иначе. Не желавшую строить ни с кем ни дружеских, ни любовных отношений — потому что это больно и трудно. А броню надеть легко, нужно лишь подкачать мышцы — чтоб носить ее, не снимая. Вопрос времени.

Я вижу женщину, отдавшую всю себя детям. Все свое время, деньги, цели и чаяния, мечты и замыслы. Женщину, которая мечтала жить жизнями своих детей, чтобы восполнить этим отсутствие своей. Женщину, которая всегда знала, как правильно — потому что пыталась прожить свою жизнь еще раз, заплатив за это годами, положенными ее детям. Просто была уверена, что они должны их ей подарить.

Поэтому чаще — да что там, почти всегда! — я вижу маму сильной. Самостоятельной. Очень закрытой. Обиженной на жизнь и окружающих. Внушающую, что и я должна быть сильной и самостоятельной. Учиться хорошо. Работать и зарабатывать. Выйти замуж «по расчету». А можно и не выходить. Родить ребенка — «для нее». Обеспечивать их. Реализоваться в работе. Стать успешной. В понимании мамы. И такой же несчастной.

И сразу — я вижу маму, которая отдает все, чтобы ее дети ни в чем не нуждались. Были здоровыми и счастливыми. В ее понимании…

В какой-то момент ее мамы не стало. А ее дочь вышла замуж и сама стала мамой. И что-то в ней надломилось… Она видела жизнь, которой не было у нее — и которой уже никогда не будет. Обида на весь мир всколыхнула ее сердце — за все, что она не успела прожить и пережить, а могла бы; за всех, кто не остался рядом с ней, кто не сделал ее счастливой, кто не стал таким, каким хотела она. Это была волна такой силы, которая сбила с ног и забила нос, рот, глаза, горло морской соленой водой. Жить дальше уже не хотелось. Хотелось стукнуть кулаком по столу и в отчаянии сказать: «Ты моя дочь и будешь делать что я скажу! Я отдала тебе столько лет своей жизни!» — и не будет результата от этих слов. Хотя будет, конечно, что тут лукавить. Дочь встанет и уйдет. Как когда-то ее сестра. Отдавать долг своей маме, даря время и силы своему ребенку и своей семье. А мать — отвернется от нее. И от внучки тоже. Потому что обида будет больше и глубже любви.

…Милая дочка! Ты никому и ничего не должна. Время и силы, подаренные тебе, именно подарены, а не отданы в долг под высокий процент. Ты можешь быть тем, кем ты сама захочешь быть. Ты можешь быть собой. Ты можешь высказываться, любить и ненавидеть, и свободно говорить об этом. Ты можешь быть уверена, что твои родители всегда рядом и всегда тебя поддержат. И никто не будет тебя судить, кроме тебя самой и Бога.

Я мечтаю когда-нибудь искренне сказать своей маме «я тебя люблю» и «я тебе благодарна за все, что ты для меня сделала». И это чистая правда. Я никогда не произносила ей этих слов. Не умела выражать свои чувства, не умела и понимать их — как и моя мама. Теперь я ношу свою броню, и пока делаю только робкие попытки отколупать ее, приросшую к моей коже и к моему сердцу. Я ведь знаю, что когда-нибудь и моей мамы не станет… И можно до бесконечности спорить, права ли была я тогда, когда просто встала и ушла; должна ли я ей что-то или нет; где граница между собственной свободой и уважением к родителю — но какое это будет иметь значение, когда кого-то из нас просто не станет — по крайней мере в той жизни, которую мы живем прямо сейчас? Во мне всю жизнь борются закрытость, страх, чувство вины, боль, любовь к моей маме. Я, наверное, никогда не смогу проанализировать все эти чувства и дернуть, наконец, за нужный кончик этой веревочки. Но все равно внутри меня живет мой младенец, с той самой, безусловной любовью к своей маме, самому близкому, теплому, родному, самому сладко пахнущему человеку на свете, которому я когда-нибудь — несмотря ни на что! — обязательно решусь сказать «я тебя люблю».