С каждой зарплаты Мария покупала плюшевого медведя. Выбирала с самыми печальными глазами. Почему-то была уверена: таких никто не берет в дом, потому что игрушки нужны для радости и игры, а когда мишка печальный, с ним хочется сесть рядом и заплакать, уткнувшись в его мохнатое пузо. Мишки с браком — тут шов неровный, там одна лапа приделана ниже второй, а у того ухо вот-вот отвалится — тоже отправлялись к Марии на дожитие. На сытое, теплое, тихое дожитие в уютной гостиной, где селились на велюровом диване или на длинной полке над телевизором — уж как повезет.
За бракованных медведей Мария даже не думала просить у продавцов скидку. Была уверена — уже своим видом особенные мишки тестируют покупателя на доброту и чуткость. И те покупатели, которые концентрируются на неравномерности цвета, дырочках, зацепках, ненадежно вставленных в мордочку носах и глазках, никогда не узнаю, что медведи «с сомнительным бэкграундом», как говорила про их прошлое Мария, — самые трогательные, чуткие и благодарные. Едва попав в дом к Марии, они, окончательно доверившись хозяйке, расслаблялись и смешно растопыривали лапки, как собаки, которые только самым близким и надежным позволяют чесать животы. Их мордочки приобретали осмысленные выражения. Одни мишки смотрели на жизнь Марии глазами, полными удивления. Другие — робко улыбались ей, вернувшейся с работы за полночь. Третьи как будто жалели, и не ясно за что, но Марии, которую даже пожалеть было некому, мишуткина жалость была приятна. И сразу как будто не одна. Как будто пока тебя нет, тебя ждут. А когда ты вернулась, тебя встречают. Вон их сколько! Целая семья!
Когда Мария не могла уснуть, в голову лезли нехорошие мысли. Что вот случись с ней что-то, сперва долго не хватятся, а потом взломают дверь в квартиру и не поверят: взрослая дама, начальник отдела, а наплодила полный дом игрушек. Решат, что немного не в себе. И этим объяснят и отсутствие у Марии семьи, и ее вечную готовность задержаться на работе и охоту отправиться в самую дальнюю и долгую командировку в любое время года.
— Не кошек же мне заводить, — оправдывала саму себя Мария. — Их кормить надо. Одних не оставишь. Гадят. Орут.
Мария любила животных, но не могла позволить себе завести даже хомячка. Ненормированный рабочий день. Никаких живущих поблизости друзей. Ей бы с собой справиться. Бывает, сляжешь с температурой, а в аптеку отправить некого.
После каждой бессонной ночи Мария перед уходом на работу чуть дольше прощалась со своими медведями. Этого посадить ровнее. Тому бантик завязать. У коричневого вот-вот отвалится лапа: пришить, погладить, успокоить... Обнять самого крупного и пушистого, занимающего целое кресло. Нежно погладить кожаный носик бархатного Тедди, который облюбовал пустой цветочный горшок и из него всегда выглядывает с насмешливым любопытством.
— Новичка посадим на подоконник, между фиалками, — обуваясь, Мария продумывал детали грядущего вечером новоселья. Последний день месяца. Значит — что? Зарплата и новый медведь.
Причем, медведь давно присмотрен. В витрине газетного киоска сидит такой несчастный, приплюснутый после неаккуратной транспортировки. Видимо, придавило журналами.
— Уродца забираете? Надо же! — старушка-продавец не верит, что мишка, который уже полгода торчит в витрине, вдруг нашел дом. — Не боитесь?
— Чего? — не поняла Мария.
— Травму нанести ребенку, вот чего, — старушка спряталась под прилавком в поисках пакета и оттуда выкрикивала свою речь:
— Уверена, пока ребенок мал, его не надо пугать этой нашей с вами правдой жизни. Его надо оберегать. Только самое красивое ему предлагать. И только про хорошее рассказывать. А вы вдруг дарите ребенку не пойми кого. Ведь по этому медведю не сразу ясно, что он — медведь. Но что ему досталось за жизнь-то, что били, обижали и не берегли, — видно сразу, — старушка вздохнула, потому что пакет так и не нашелся, и протянула медведя Марии в окошко:
— А, несите так. Промокнет — так промокнет. Хуже ему точно уже не будет. А вот ребенок после таких подарков может вырасти, — старушка запнулась. — Печальным. Ну и странным. И всю жизнь страдать, потому что все плохо. Не то, что у пуделя! Вот у пуделя все хорошо!
Продавщица показала Марии розовую пушистую собаку с золотым колокольчиком на кожаном ошейнике.
— Вот, какая красота приехала из Китая! — продавщица аж причмокнула. – А поет, кстати, по-нашему, — нажала на кнопку, спрятанную у пуделя где-то в спине, и тот запел голосом неисправного робота: «Ах, какая женщина, какая женщина! Мне б такууууюююю».
Лицо продавщицы засеяло от умиления. Словно пудель был ее талантливым внуком. Или словно эту песню сочинила она, а теперь купается в лучах славы. Или словно эту песню посвятили ей, среднестатистической пенсионерке с ревматоидным артритом, вставными зубами и новым электрочайником, который 9 мая подарили от администрации города.
— Я все-таки возьму медведя, — Мария положила игрушку в сумку. — Пудель не в моем вкусе.
— Много ты понимаешь в красоте-то, — убедившись, что Мария отошла достаточно далеко, продавщица проворчала ей вслед, а потом запела себе под нос:
— Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такууууюююю!
Красавец-пудель занял в витрине место несчастного медведя. Казалось, его купят в тот же день. С руками оторвут. У него голубые глаза – стеклянные бусины. И есть в комплекте расческа – причесывать лоснящийся мех на ушах. В общем, редкий красавец!
Но прошел год. Потом еще один. В киоске сменилось пять продавщиц, а пудель все еще в витрине. Правда, уже не поет.
— Ну, ничего, еще чуть выгорит на солнце, тогда куплю, — Мария решила, что всего один никчемный пуделек не в состоянии нарушить медвежью идиллию.