Мои друзья развелись. Мы дружили семьями, ничего не предвещало их разрыва, это был неприятный сюрприз, и еще какое-то время не покидала надежда, что помирятся и сойдутся. Хотя еще пятнадцать лет назад, во времена нашей студенческой молодости, было ясно: они очень разные. Но раз так устроен мир, что противоположности притягиваются, никто на курсе не удивился, когда она вышла замуж за него. Тогда это был сплошной трепет. Даже сидя за одной партой они держались за руки – под партой. А отвечая на коллоквиуме, смотрели друг на друга, а не на педагога, который тоже понимал: никто и ничто вокруг не имеет для них значения.
Разные, но влюбленные.
Влюбленные сразу хочется подчеркнуть жирным, выделить красным и для красоты обвести несмываемым маркером – на века.
Однако с годами даже несмываемый маркер взял и… смылся. И тогда вперед проступило «разные». Не просто проступило – стало расти. Разрастаться, захватывать территории, проникать не только в открытые пространства, но и в самые сокровенные уголки.
И вот однажды они проснулись и вместо «Доброе утро!» сказали друг другу одновременно: «Разные!». Сказали спустя пятнадцать лет совместной жизни. За завтраком. Когда нашлась та самая последняя капля, которая переполнила. А точнее – последняя чашка. От сервиза. Вычурного. С позолотой. Сбоку - пухлый ангелочек, а вокруг - розочки. Забавно, что и он, и она одинаково вспомнили этот сервиз, но вспоминали момент его покупки так, словно второй половины тогда не было рядом.
— Мы покупали кастрюли. Хотели обновить кухню после ремонта. Она навыбирала штук десять, и я тащил их на себе через весь зал к кассе и, глядя под ноги, чтобы не упасть, потерял ее из виду. Минут через двадцать нашел. Как завороженная, она смотрела на полочку с сервизом. Это был самый нестильный сервиз, какой только можно себе представить. Но видели бы вы ее глаза! Если может в глазах отражаться восхищение, то я его увидел. И не устоял. «Берем, и даже не спорь!» — решительно сказал я, хотя денег до зарплаты почти не оставалось, а на что-то жить надо было еще две недели. Но я готов был голодать. Потому что восхищение в ее глазах — его ни с чем не спутаешь…
Пока они жили вместе, он выделял этот сервиз среди другой посуды. Именно в чашки из сервиза наливал ей чай или кофе. Именно этот сервиз доставал, когда в дом приходили гости. Именно на тарелках с ангелами и розами выкладывал нарядные пирожные по праздникам. И всегда боялся разбить. И всегда мыл руками, чтобы посудомоечная машина не повредила. А когда разъезжались, и она, провожая его в коридоре, пошутила, что вот, «ягодка опять, а осталась ни с чем», он заметил, с какой нежностью она рассматривала ангела на чашке, из которой пила кофе, заваренный крепче обычного. Ему даже на мгновение показалось, что между ним и ангелом она выбрала ангела. Хотя, казалось бы, за что? Он пухленький, женственный и не носит трусов…
— У нас было слишком мало общего, — разоткровенничалась она на девичнике, который сама и устроила после развода. – Вы только посмотрите, какой сервиз он купил?! Я стою в магазине, думаю: «Неужели кому-то это уродство может понравиться?». И тут его голос из-за моего плеча: «Берем, и даже не спорь!». Этот ангел настолько несимпатичный, что глядя на него я перестаю верить в рай, — она покрутила в руках чашку от сервиза и добавила:
— Мне вообще кажется, что когда он уходил, на меня и на нашу прошлую жизнь ему было наплевать. А вот по этим толстым бесстыжим ангелам он стал скучать еще на пороге. Я заметила. Он никогда не умел скрывать, о чем думает…